Огненный царь. Александр Айзенберг
же будут говорить о тяжести нрава матери… Какая жена будет счастлива, если муж ей изменяет… открыто или нет… но она знает, он знает, что она знает… и все всё знают…
С другой стороны, а разве бывает иначе?.. В Эпире, в Македонии, в Афинах… Спарта – не в счет. О придурках ни слова.
– Самая сильная ссора между ними произошла по вине Аттала…
– Я не понимаю, кто такой Аттал?..
– Что непонятного? Дядя невесты!
– Царь снова женится! Слава царю!
– Что, еще разок?! Слава царю!
– Свадьба сегодня!
– Как он торопится! Каков молодец!.. А сколько ему лет?.. сколько, сколько?., он себя не бережет! Слава царю!
– Клеопатра, конечно, хороша, слов нет, кто бы отказался?
– Только не Филипп.
– А что молосская царица…
– Потише…
Александр вошел к отцу именно в ту минуту, когда тот пыхтя, вталкивался в попку новой невесты… и втолкнулся, судя по изданному ею воплю, при этом она не вырывалась, терпеливо блюдя заветы дяди.
Филипп заметив сына, недовольно прохрипел:
– Чего тебе? Не видишь, я занят!
– Мы же договорились, что обсудим вопрос коней у гетайров. Сам знаешь, насколько это важно для похода. Того самого.
– Потом… потом… поз… же!..
Александр вышел.
Свадебное пиршество продолжалось. Громче всех орал дядя невесты Аттал. Богатство рода, его личное, знатность… и сам он буйный, наглый – все настораживало. И сейчас, воспользовавшись гнусными вкусами Филиппа, подбросив тому собственную племянницу Клеопатру, он еще больше приблизился к трону.
Увидев сына царя, Аттал, опьянев от счастья, что его племянница в этот момент максимально приблизилась к царю, и вина, стал призывать македонян молить богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник престола.
– Настоящий царь, македонский, а не эпирский ублюдок!
Взбешенный этим Александр с криком: «Так что же, негодяй, я по-твоему незаконнорожденный, что ли?» швырнул в Аттала чашу. И попал. В бровь. Из рассеченной брови потекла кровь. Сначала появилась маленькая струйка… затем кровотечение усилилось… Появился покачивающийся царь. Как раз в самый волнительный момент любви новоявленных родичей.
Раздраженный… многим… и возбужденный… Филипп бросился на сына, обнажив меч…
Лезвие сверкнуло… и кровавые блики от факела задрожали под порывом ветра…
От вида страшного зрелища все замерло и стихло, но приступ гнева, ударивший прежде всего в голову, и немерено выпитое вино, ударившее туда же, но еще и в ноги, сделали свое дело: царь споткнулся, запутался в оснастке и оружии и тяжело, с неимоверным грохотом рухнул, жестко ударившись всем телом.
Не сводя с него свинцового взгляда, с кривой улыбкой, показав зубы в свирепом оскале, Александр, издеваясь над отцом, сказал: «Смотрите люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь