«Филологическая проза» Андрея Синявского. Ольга Богданова
предпринимались неоднократные попытки квалифицировать «терцевское» художественное направление, манеру письма. По мысли самого автора, его стиль – это «смесь реализма и фантастики», некое «литературное барокко»[25]. По утверждению А. Гениса, это «магический реализм», где «натурализм и гротеск, реализм и фантастики перемешиваются в мучительной для жизни, но плодотворной для литературы пропорции»[26]. По определению Н. Лейдермана и М. Липовецкого, у Терца – особая версия реалистической традиции, «восходящая к Гоголю и опосредованная модернистическим гротеском»[27], «фантастический реализм»[28]. И, без сомнения, именно этот ракурс – особость стилевой манеры – ставится Терцу в заслугу.
Между тем приведенные выше определения речестилевой манеры Терца – ярки, неординарны, метафоричны, но едва ли они имеют прямое отношение к научной квалификации терцевского стиля и манеры. Более того, несколько странным выглядит соположение творческой задачи осмысления роли поэта и предназначения поэзии, т. е. в терцовском понимании «чистого искусства», его намерение продолжить судебное «заключительное слово» (= «завещание») с неизменной и настойчивой (если не навязчивой) акцентуацией «приблатненной» терцевской речевой стихии. Нам представляется, что именно этот – внешний – аспект и воспринимался наиболее радикальным в конце XX века, в момент появления и критического обсуждения «Прогулок…». По словам Бочарова, «…автор сам спровоцировал нас на недоразумение, затеяв на первых страницах игру со сниженными образами-масками Пушкина, которые сам же он называет лубочными и площадными» и «…мы мгновенно в этой игре запутались»[29]. Однако сейчас – после многочисленных практик отечественных постмодернистов XX–XXI веков – эпицентр аналитического осмысления может быть сдвинут в иную точку и внимание обращено непосредственно к тексту и его содержательному компоненту, на фоне которого, как станет ясно, стилевое оформление не только не доминирует, но и может быть интерпретировано в иных коннатативных векторах.
Итак, самое пристальное и энергичное внимание критиков в 1970-1990-х годах привлек способ повествования Абрама Терца в «Прогулках…», намеренно гротесковые приемы, особые стиль и манера изложения, «полублатной» язык. Как заявляли многие диспутанты, существует множество причин, «не позволяют^ их> судить об этой книге слишком академически»[30], между тем уже на раннем этапе осмысления текста вставал вопрос о влиянии на манеру Терца того или иного предшественника-художника, предпринимались попытки найти интертекстуальные истоки той стилистической «вольности», к которой прибегал Синявский.
Андрей Синявский. 1960-е гг.
Андрей Синявский. 1990-е гг.
В этом смысле решительно и единодушно исследователями был признан авторитет «претекстуального» В. В. Розанова. С одной стороны, возможно, отчасти ассоциативно (из-за присутствия рядом с Синявским Марии Васильевны Розановой), с другой –
Там же. С. 182.
Там же.
Там же. С. 78.