Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода. Николай Александрович Добролюбов
французам, как неаполитанцы. Правда, туристы печатают множество рассказов о своих путевых впечатлениях, в картинах и гравюрах воспроизводятся во всех видах местные пейзажи и костюмы, журналисты не упускают случая обсудить по-своему – и положение дел, и людей, и политику королевства; но неаполитанцев нельзя узнать ни по путевым впечатлениям, ни по рисункам артистов, ни по журнальным оценкам; нужно много времени, много случаев и средств, чтобы добраться до истины относительно этого народа, который при легком наблюдении всегда останется непостижимым. Нужен постоянный и долгий навык, для того чтобы, среди обдуманного притворства, открыть истинное состояние этого народа. Писатели всех стран в продолжение стольких лет клеветали на Неаполь, что неаполитанец теперь питает крайнее недоверие к иностранцам. Только с большим трудом поэтому можно достигнуть до открытия истины; и если особенные благоприятные обстоятельства не помогут вам, вы никогда в этом не успеете»[44].
Слова почтенного виконта мы привели затем, чтобы оправдать наше собственное незнание народа неаполитанского. Но мы не можем утаить, что виконт написал их с целью гораздо более благородною: он хотел доказать, что не следует верить писателям, уверяющим, будто в неаполитанцах шевелится любовь к свободе и недовольство их положением. Действительно, были и такие писатели; но все они заражены были, как оказывается, духом партий и не имели ни тени того бесстрастия, которое, если припомнят читатели[45], считает первым долгом публициста г. Чичерин[46]. К счастию, количество таких писателей невелико. Вообще же относительно Италии давно принято мнение людей почтенных, бесстрастно исследовавших род человеческий и распределивших разным племенам те или другие способности: французам – остроумие, славянам – гостеприимство, англичанам – практичность и т. д., и решивших, кто к чему способен в истории. Так, известно, например, что немцы должны вырабатывать теоретические начала общественной жизни, а французы пускать их в ход на практике; известно, что мехиканцы должны производить в год столько же революций[47], сколько г. Семевский пишет исторических исследований[48], а австрийцы время от времени переменять режим, подобно «Русскому инвалиду»[49]; известно, что славяне лишены инициативы и потому должны играть великую роль в будущем, как представители эклектической народности[50] и пр. и пр. В этой международной табели о рангах положено, что итальянцы вообще – народ ленивый, изнеженный, лишенный всякой стойкости, неспособный к самостоятельной политической жизни и не имеющий ни малейшего поползновения к гражданской свободе. Только бы не мешали его «ничегонеделанью», итальянец больше ничего не желает; своим farniente[51] он не пожертвует ни для какого благополучия. По временам он разгорячится (нельзя же и без этого: южный житель, стало быть, должен горячиться), но это лишь на минуту: волнение его так же легко успокаивается, как легко
«Quelques mots de verite sur Naples, par le V-te Anatole Lemorcier [ «Несколько истинных слов о Неаполе» виконта Анатоля Лемерсье]. Paris, 1860, р. 5. –
См. «Очерки Англии и Франции» или «Отечественные записки», 1857, № 12. See various pagination [см. на разных страницах
Борис Николаевич Чичерин (1828–1904) – либеральный правовед, философ, публицист. Н. Г. Чернышевский в статье «Г<осподин> Чичерин как публицист», посвященной «Очеркам Англии и Франции», утверждал, что сам Чичерин далек от беспристрастия («Современник», 1859, № 5). Употребляя без необходимости английское выражение, Добролюбов иронизирует над англоманией Чичерина.
На протяжении 1850-х гг. в Мексике несколько раз происходила смена политического режима (в 1853,1855,1857 гг.).
Плодовитый историк Михаил Иванович Семевский (1837–1892) в 1850-е гг. постоянно выступал в различных изданиях с очерками, посвященными отдельным лицам и эпизодам русской истории, главным образом XVIII в.; впоследствии стал издателем исторического журнала «Русская старина».
Смены внутриполитического курса в Австрии в конце 1850-х гг. Добролюбов сравнивает с неоднократными изменениями программы официальной газеты Военного министерства «Русский инвалид» (1862–1917).
Мнение Н. Ф. Павлова, относящееся, впрочем, ко времени споров «Русского вестника» с «Русскою беседою», то есть к эпохе, предшествующей «Нашему времени». –
Безделье