Прощай, молодость. Ирина Ракша
дела и порой довольно сносно вела их. Впрочем, за действиями этими постоянно чувствовалась рука и воля Меншикова, издавна её любящего и, возможно, ею любимого. Но между ними легла смерть.
Из последних дел Екатерины, умершей в 1727 году (похоже, от цирроза), отметим главное, что сделало честь её имени. Умирая, Екатерина I завещала российский трон не дочерям своим, а внуку Петра и Евдокии Лопухиной – великому юному князю Петру II. Это было её последним решением.
С. Куняев, И. Ракша и певица Л. Нам
Тонкая рябина
Эссе
Стоя посреди своей овощной лавки, среди ящиков и мешков с морковью и картошкой, здоровый мужик Захар Адрианович Суриков бушевал не на шутку:
– Ты что? Забыл, кто ты есть?.. – и смотрел исподлобья. – Ты ж купеческий сын, ты Иван Суриков! И дрянь эту из головы выкинь! – В сердцах стал швырять в открытые двери на улицу найденные под прилавком книжки. Одну за другой, одну за другой. – Тебе что, в попы идти или же в писаря?.. Нам, Суриковым, чтенье твоё ни к чему. Наши дела серьёзные, капитальные! Мы из села овощи возим, Москву кормим.
Бледный Ваня, голубоглазый красивый мальчик, в испуге стоял за прилавком, прижавшись к ящикам с капустными кочанами, и, опустив голову, виновато молчал. Однако исподволь с волнением следил, как бы отец не обнаружил на полу под большими весами ещё одну любимую книжицу, со стихами Мерзлякова и Цыганова, недавно купленную им на Сухарёвке на сбережённые гроши.
А вечером в столовой за самоваром уже успокоившийся отец сердито пенял матери:
– Плохо ты, мать, за чадом нашим следишь. Москва – это тебе не деревня, не Новосёлово наше, не Углич. И даже не Ярославль. – Он вскидывал толстый палец. – Тут торговое дело рисковое. Раз уж приехали в Первопрестольную, тут главное – не сорваться. Уровень соблюсти.
Кроткая мать разливала чай, боясь возразить мужу, сказать, что если он и сорвётся, уровень этот, то скорее из-за его пьянства, из-за горькой, которую муж частенько ой как жалует. А что до чтения книжек их сыном, то мать, неграмотная селянка, сама украдкой совала любимому Ванечке на книжки копеечку. Сама с радостью слушала, сидя на кухне, его бойкое чтение, а главное – его собственные безыскусные, простые стишки про прежнюю жизнь в их далёком селе Новосёлове, в их избе, где под окном росла прекрасная рябина: «Весело текли вы, детские года. Вас не омрачали горе и беда». Мать вздыхала, подперев щёку рукой: какое уж там «не омрачали». И голодали, бывало, страшно, а отец и пил, и бил!.. Да порой и тут и пил, и бил. А мать всё старалась и в престольные Божьи праздники, принарядив сына, отпускала его в соседний монастырь на Ордынке – помолиться Святому Николе. Любимый Николай Чудотворец – он добрый, может, он и даст её мальчику счастья. Мать разрешала сыну даже зайти к знакомым монашкам, грамотным и сердечным. Там Ванюша в кельях читал им вслух с выражением и Псалтырь, и Евангелие. Пил в их светлой трапезной чай с халвой и бубликами за длинным столом с белой, расшитой