Высокие ставки. Дик Фрэнсис
ставите?
– Бывало пару раз.
На этот раз он явно расслышал сухость в моем голосе. Я небрежно встал и направился к стеклянной двери, ведущей на балкон.
– Они уже выходят на старт, – сказал я.
Чарли молча вышел на балкон вслед за мной, и мы стояли рядом и смотрели, как две звезды заезда, Крепитас и Уотербой, гарцуют мимо трибун, сдерживаемые своими жокеями.
Чарли был чуть ниже меня, гораздо плотнее и лет на двадцать старше. Он носил превосходные костюмы так, словно привык к ним с детства, и никто, слыша его мягкий, густой голос, не догадался бы, что его отец был водителем грузовика. Чарли никогда не скрывал своего происхождения. Напротив, он гордился им, и гордился по праву. В согласии со старой образовательной системой его послали в Итонский колледж, как мальчика из местного округа, на деньги муниципального совета, и Чарли сумел наряду с образованием приобрести там также правильное произношение и светские манеры. Его золотая голова несла его по жизни, как волна несет умелого пловца, и то, что он родился под самыми стенами знаменитого учебного заведения, вряд ли было такой уж случайностью.
Другие его гости тоже вышли на балкон, и Чарли переключился на них. Я их плохо знал – в основном в лицо – и кое о ком что-то слышал. Для случайной встречи вполне достаточно, для более близкого знакомства маловато.
Дама в зеленой шляпке коснулась моей руки зеленой перчаткой:
– Уотербой выглядит чудесно, не правда ли?
– Чудесно, – согласился я.
Она широко улыбнулась мне, близоруко щурясь из-за толстых очков.
– Вы не могли бы сказать, сколько предлагают сейчас за них букмекеры?
– Пожалуйста.
Я поднял бинокль и навел его на таблички букмекеров, сидящих перед трибунами чуть справа от нас.
– Насколько я вижу, Уотербой – один к одному, Крепитас – пять к четырем.
– Вы так любезны! – тепло ответила дама в зеленом.
Я перевел бинокль чуть дальше и нашел Дженсера Мэйза. Он стоял в середине ряда букмекеров, толпившихся вдоль перил, отделяющих трибуны для участников от общих мест. Худощавый человек среднего роста, с крупным острым носом, в стальных очках, с манерами епископа. Он никогда мне особенно не нравился, и беседовали мы исключительно о погоде. Но я ему полностью доверял – а это было очень глупо.
Он стоял, опираясь на перила, опустив голову, и беседовал с кем-то, находившимся на трибунах для участников. Его собеседника загораживала от меня толпа народа. Потом толпа рассосалась, и я увидел, что беседует он с Джоди.
Вся фигура Джоди выражала крайнюю степень раздражения. Он что-то яростно говорил Дженсеру. Дженсер отвечал ему скорее успокаивающе. Когда Джоди сердито махнул рукой и удалился, Дженсер поднял голову и проводил его взглядом, с лицом скорее задумчивым, чем озабоченным.
Дженсер Мэйз достиг той стадии в карьере букмекера, когда удачливый одиночка превращается в главу крупной и респектабельной фирмы. Для игроков Дженсер Мэйз был уже не человеком, а учреждением. К югу от Глазго существовало множество букмекерских контор, носящих его имя, и недавно