Беседы о литературе: Запад. Георгий Чистяков
резьбой, скульптурой, мозаикой, картинами или металлическими накладками. А делать всё это можно из дуба, бука, ореха, из дерева светлого и темного и т. д., а у разных пород дерева самая разнообразная древесина и рисунок годичных колец, что делает неисчерпаемыми возможности для фантазии мастера.
Средневековая готика с ее устремленностью ввысь и строгою геометрией и вертикалью, ренессанс с округлыми линиями, арками, богатым декором и сложной орнаментикой, барокко и рококо с их парадностью и театральностью, с опускающимися до самого пола зеркалами, дорогóю обивкой и гобеленами (именно в эту эпоху появляется мягкая мебель), классицизм и ампир, возвращающие нас в мир античной красоты и гармонии, буржуазный стиль эпохи Реставрации Бурбонов после наполеоновских войн, модерн рубежа XIX и XX веков, конструктивизм 1930-х годов – в общем, все эпохи и стили, все архитектурные формы и все материалы задействованы в искусстве мебели. А с эпохи великих географических открытий и в особенности с того времени, когда у Европы начались регулярные контакты с Японией и Китаем, в мебели появляется и восточный стиль – низкие столики, ширмы, этажерки…
Мебель создает атмосферу дома, мебель формирует стиль жизни и задает тон всему нашему быту, мебель несет в себе аромат всех эпох и всех завоеваний мировой культуры… Монолог Гаева из чеховского «Вишневого сада» на самом деле представляет собой совсем не юмористический, но по-настоящему философский текст. Действительно, мебель – это всегда целая философия. И не случайно любой из музеев в домах или усадьбах Пушкина или Блока, Чайковского или Ермоловой, Тургенева или Толстого больше всего гордится тем, что там сохранилась мебель былого времени…
«Римские элегии». Гёте в Риме
Не помню, где точно это было, в Таллинне или в Тарту. В начале 1970-х годов я увидел в книжном магазине «Римские элегии» Гёте, изданные в виде изящной тетради, воспроизводящей рукопись поэта. Ту самую, что он привез из Рима в Веймар в 1788 году. Почему-то я не купил эту книжку (кажется, просто у меня не было денег), а потом грустил, и только несколько лет назад на железнодорожном вокзале во Франкфурте мне попались «Римские элегии» в другом, хотя тоже симпатичном, издании. Тогда, в книжном магазине в Эстонии, я успел запомнить только один стих, в котором поэт говорит о том, как обнимает и ласкает он свою возлюбленную: Sehe mit fühlendem Aug, fühle mit sehender Hand – «Вижу чувствующим глазом и чувствую видящей рукой». Он любит глазами – как Секст Проперций. Это я понял сразу.
Qui videt is peccat: qui te non viderit, ergo non cupiet – «Тот, кто увидел, погиб: лишь тот, кто не видел, тобою не увлечется…»
Так писал Проперций, обращаясь к своей подруге Кинфии, или, вернее, Гостии, которую он воспел под именем Кинфии, или Цинтии. «Тот, кто увидел, погиб», глаза или, как говорит Гёте, «чувствующие глаза» – вот чтó играет главную роль, когда ты любишь. Поэтому во время свидания необходима лампа, и именно ее зажечь как можно скорее требует от мальчика-слуги Гёте в другой элегии… Но лампа всегда присутствует и в стихах у Проперция –