Всеобщая история бесчестья. Хорхе Луис Борхес
символы и письмена его судьбы) ковбойские мелодрамы.
То, что зрители валом валили в театры на Бауэри (и вопили «Поднимай тряпку!» при малейшей заминке занавеса), чтобы поглазеть на мелодрамы с всадниками и стрельбой, объясняется очень просто: Америку в те времена притягивал Запад. Там, на закате, ждет золото Невады и Калифорнии. Там, на закате, топорами валят кедры, там гуляет вавилонских размеров бизон, там высокая шляпа и приемистое ложе Бригама Янга[37], там ритуалы и свирепость краснокожих, там безоблачное небо над пустынями и дикая прерия, там первозданная земля, близость к которой заставляет сердца биться чаще, как на подступах к морю. Запад манил. Эти годы отмечены бесконечным ритмичным гулом: тысячи американских мужчин обживали Запад. В 1872 году в этом потоке оказался и Билл Харриган – шустрый малый сбежал на Запад, чтобы не угодить в зарешеченную камеру.
История (которая, как прославленный кинорежиссер, любит перескакивать с кадра на кадр) теперь предлагает сцену в подозрительной таверне, вокруг которой всемогущая, как открытое море, пустыня. Время действия – неспокойная ночь 1872 года; место действия – Льяно-Эстакадо (Нью-Мексико). Земля неестественно ровная, а вот небо и сверху, и снизу – в клубах облаков с рваными дырами от ветра и луны, с морщинистыми колодцами и темными буграми. На земле – коровий череп, в сумраке – лай и желтые глаза койота, перед таверной – статные лошади и вытянутые полосы света. Внутри, облокотившись о единственную стойку, крепкие усталые мужчины пьют забористый виски и в уплату швыряют большие серебряные монеты с орлом и змеей. Пьяный в углу что-то мурлычет себе под нос. Некоторые здесь говорят на языке с множеством «с» – это, должно быть, испанский, потому что к тем, кто использует этот язык, относятся с презрением. Один из пьющих за стойкой – Билл Харриган, рыжая крыса из трущоб. Он уже покончил с двумя рюмками и думает заказать еще, даром что в кармане у него ни цента. Люди этой пустыни его подавляют. Они кажутся ему громадными, неистовыми, счастливыми, омерзительно умелыми в обращении с дикими скакунами и домашним скотом. Внезапно в таверне наступает абсолютная тишина, смолкает всё, кроме бесшабашного пьяного мурлыканья. Так появляется мексиканец, крепче любого из крепышей, с лицом старой индианки. Шляпа и пистолеты на поясе поражают своей непомерностью. На ломаном английском вошедший желает доброй ночи всем ублюдочным гринго, пьющим в этом доме. Никто не отвечает на вызов. Билл спрашивает, кто это такой, ему боязливым шепотом отвечают, что это Эль Даго (Эль Диего), он же Белисарио Вильягран из Чиуауа. Выстрел раздается мгновенно. Это Билл, укрытый шеренгой высоких мужчин, выпустил пулю в грубияна. Из руки непрошеного гостя падает рюмка; затем падает и весь Вильягран. Второй пули не требуется. Не удостоив колоссального покойника даже взглядом, Билл возвращается к беседе. «В самом деле? – процедил он[38]. – Ну а я – Билл Харриган из Нью-Йорка». Пьяный продолжает напевать, безразличный ко всему.
Последующий
На Запад!
«Is that so? – he drawled». –