Спин. Роберт Чарльз Уилсон
вполне прилично, но за порядком следила не тщательнее, чем первокурсник, недавно заехавший в общежитие. На передовице красовалась карикатура на тему Спина: гипотетики в образе пары черных пауков обвивали Землю волосатыми лапами, а подпись гласила: «Сожрем их сейчас или после выборов?»
– Вообще не понимаю. – Жизель плюхнулась на диван и качнула ногой в сторону газеты.
– Чего не понимаешь? Карикатуры?
– Всего этого. Спин, точка невозврата… В газетах пишут какую-то заумь. А мне ясно лишь одно: по ту сторону неба что-то есть и намерения у этого «чего-то» не самые дружелюбные.
Пожалуй, под этой декларацией подписалось бы большинство представителей рода человеческого. Но по некой причине – может, из-за дождя или из-за крови, которой я сегодня так много видел, – слова Жизель всколыхнули во мне волну негодования.
– Это не так уж сложно понять.
– Да ну? Так почему это творится?
– Дело не в «почему». Никто не знает почему. Дело в том, что именно…
– Нет, я в курсе, лекцию можешь не читать. Мы оказались в чем-то вроде космического мешка, пакета для заморозки, а Вселенная вертится как умалишенная, и ничего тут не поделаешь, и так далее, и тому подобное.
Я вновь ощутил приступ раздражения.
– Ты же знаешь свой адрес?
– Ясное дело, знаю. – Она отхлебнула из стакана.
– Потому что тебе приятно понимать, где ты находишься. В паре миль от океана, в сотне миль от границы, в нескольких тысячах миль от Нью-Йорка.
– И что с того?
– Дай договорить. Людям нетрудно отличить Спокан от Парижа, но стоит взглянуть на небо, и они не видят ничего, кроме изнанки огромной, аморфной, загадочной кляксы. А почему?
– Понятия не имею. Астрономию я учила по сериалу «Звездный путь». Думаешь, мне так уж необходимо знать про Луну и звезды? Я их с раннего детства не видела. Даже ученые соглашаются, что сами не всегда понимают, о чем говорят.
– И тебя это устраивает?
– Какая, в жопу, разница, устраивает это меня или нет? Может, лучше телевизор включим? Посмотрим кино, и ты расскажешь, зачем тебе уезжать из города.
Звезды – они как люди, сказал я ей, живут определенный промежуток времени, а потом умирают. Солнце стремительно стареет, а чем старше оно становится, тем быстрее сжигает свое топливо. За миллиард лет яркость Солнца увеличивается на десять процентов. Солнечная система уже изменилась настолько, что, если бы не барьер, Земля была бы непригодна для жизни – даже остановись Спин прямо сейчас, сию секунду. Точка невозврата. Вот о чем пишут в газетах – и только потому, что президент Клейтон сделал официальное заявление, в котором признался: по мнению научного сообщества, способа вернуться к status quo ante – прежнему положению вещей – не существует.
Тут она смерила меня долгим несчастным взглядом:
– Вся эта хрень…
– Это не хрень.
– Может быть. Но мне от этого не легче.
– Я просто