В стране слепых я самый зрячий, или Королевство кривых. Книга 2. Том 3. Накал. Таьтьяна Вячеславовна Иванько
знаю, Ванюша, подумай сам и скажи мне. Главное знай, мама тебя любит, и будет любить взрослый ты или ребёнок, хороший или плохой. Но ещё она может тобой гордиться.
– Гордиться?.. – нахмурился Ваня. – А сейчас не гордиться?
– Чем больше у мамы поводов гордиться тобой, тем она счастливее.
Вот тут Ваня просиял.
– А я думал, она только от дяди Платона счастливее.
– Почему?
– Она… так улыбается, когда смотрит на него… – сказал Ваня немного грустно, опустив глаза.
– А как ты думаешь, Ванюшка, это хорошо, когда мама улыбается? Как ты думаешь, что это значит? То, что она счастлива?
– Наверное…хорошо, – сказал Ваня с сомнением. – Но раньше мама любила только меня.
Тогда Таня обняла его и сказала:
– Ваня, если что-то не происходит у нас перед глазами, или мы чего-то не замечаем, вовсе не значит, что этого не происходит вообще. Скажи, только честно, и не сейчас и не мне, а самому себе, это хорошо, что мама всё больше улыбается? Тебе самому хорошо от этого?
Ваня улыбнулся.
– Конечно, хорошо, только… я сомневаюсь, Таня, она меня любит так же или… меньше, чем его… Платона? Вот раньше, когда мы жили с папой, я знал, что больше, что она любит только меня, а папу немножко… а теперь сомневаюсь.
– Не сомневайся, милый, – Таня поцеловала племянника в макушку.
Никто не слышал этого разговора, как и многих разговоров между ними, а у них были секреты ото всех, например, только Таня знала, кто из девочек ему нравится в классе, с кем из ребят он дружит, а с кем – нет и почему. Она знала о его увлечениях и разбиралась в них, подшучивала над его покемонами и томагочи, зато книги им нравились одинаковые: фантастика, приключения и детективы.
Я не знал бы этого всего, если бы мне не рассказал об этом Платон сегодня в порыве откровенности и беспокойства за сына, с которым ему было и легко и сложно.
Но если Платону было и легко и сложно, то у меня всё было значительно сложнее и мрачнее. В апреле состоялся суд, к счастью родительских прав меня не лишили всё же, ограничение сняли, но потребовали пройти курс у психолога, а после несколько комиссий, которые решат, можно ли мне встречаться с моими детьми или нет.
Странно, я не ждал их появления на свет, не хотел, но когда они родились, я понял, что люблю их, маленьких и зависимых от меня, и любящих меня. Самый мой большой грех в том, что я не любил их мать и жалею, что именно она родила их, и его мне никогда не искупить.
Я очень хорошо помню, что я чувствовал, когда Таня была беременна, когда она позволила мне потрогать шевелящегося в её животе ребёнка. И это было необыкновенное счастливое единение с ней, хотя в тот момент я даже не думал, что я люблю её. А вот с Альбиной я не испытал ни одного подобного необыкновенного момента. Напротив, меня пугало то, что происходило в ней. А когда дети родились, это получилось как сюрприз, будто они вообще не имели отношения к ней. Вот странная в моём мозгу получилась сепарация. Альбина отдельно и все мои грехи и преступления по отношению к ней тоже были отдельными от наших с ней детей. Но она всеми силами