Мое тело. Эмили Ратаковски
как совместить мою личность и собственное «я», которые всегда отделяла от своей работы тем, кого мир теперь называл секс-символом. Еще со времени моего обучения в старшей школе моделинг я рассматривала просто как работу, а теперь вдруг он стал мной. Я сломалась. Продолжая пассивно относиться к работе, я соглашалась участвовать в фильмах, что были мне неинтересны, и позировала для брендов, которые считала отстойными.
Следующие пару лет я плыла по течению. Между бесконечными съемками и путешествиями проводила кучу времени в интернете, валялась в постели или напивалась с людьми, которые не представляли для меня никакого интереса. По большинству общепринятых стандартов я должна была чувствовать себя счастливой, ведь достигла того, чего жаждут все начинающие актрисы и модели: прославиться своей красотой и желанностью. «Ты сделала это», – написала мне в «Фейсбуке» подруга, которая много лет назад прокомментировала мою темно-синюю куртку, напомнив мне о том, как мир воспринял мой «успех».
Но я не была просто очередной селебрити; моя известность строилась на сексуальности, что во многих отношениях доставляло удовольствие. Мне казалось очевидным, что самая желанная и привлекательная женщина всегда самая влиятельная везде, точно так же, как модели Victoria’s Secret, которые вышагивали в моем направлении на тех гигантских экранах. Моя жизнь во многом изменилась. Прохожие с энтузиазмом приветствовали меня. Знаменитые мужчины, которые когда-то мне нравились, флиртовали со мной. Красивые женщины вели себя так, словно я была одной их них. Меня фотографировали для журнальных обложек, приглашали на гламурные вечеринки, на которых я и не мечтала присутствовать. Я забыла о тайской еде и одеялах из сетевых магазинов – теперь мне присылали бесконечные коробки бесплатной дизайнерской одежды. Я могла прийти в знаменитые рестораны Нью-Йорка и Лос-Анджелеса и сесть за любой столик. И у меня было больше денег, чем когда-либо могла себе представить: я внесла первый взнос за светлый лофт с гигантским окном и бассейном на крыше всего в нескольких кварталах от моего дома в Районе искусств. И даже смогла дать немного денег родителям.
Но все же я чувствовала, что теряю контроль. Я не выбирала эту жизнь и не понимала, как оказалась в ней и что все происходящее значило для моего будущего. Я ненавидела ходить на кастинги, особенно на телевидение и в кино, где почти всегда нужно что-то читать в присутствии каких-то мужчин, которые, по-моему, были обо мне невысокого мнения. Они уже думают, что я отстой, – говорила себе. – Я для них не больше чем кусок мяса из Лос-Анджелеса. Я не талантлива, я даже не настолько красива. Я почти не репетировала для этих кастингов, лишь просматривала тексты пару раз перед самым началом просмотров, парализованная отвращением к себе. Хотела ли я вообще быть актрисой? И не могла вспомнить, когда это стало моей работой. Я всегда представляла себя человеком, у кого есть идеи и кто принимает решения. Я садилась в машину после одного из этих прослушиваний, ощущала себя никчемной и думала о том, что предпочла бы оказаться