Есть ли снег на небе. Яков Шехтер
попасть в западню гордыни и зазнайства. Что в отличие от большинства людей у моего жениха действительно есть от чего возгордиться и задрать нос. «Это будет твоя духовная работа, дочь моя, – сказал мне отец. – В твоих силах помочь мужу стать настоящим праведником или позволить ему упасть лицом в грязь самолюбования и бахвальства. Благословляю тебя стать достойной помощницей святого человека и успешно выполнить свою миссию». Я старалась, ребе Йосеф, видит Бог, я очень старалась. И вот моя духовная работа завершена. Покойся с миром, мой дорогой муж, пусть твоя чистая душа станет добрым ходатаем там, наверху. Проси за твою семью, за твою общину, за твой народ и за меня, твою безутешную жену.
5560–5660 (1800–1900) XIX век
Хевронское предание
Ночь не хотела уходить из Хеврона. Полосы тяжелого фиолетового воздуха долго лежали на гробнице патриархов, до самых крыш перекрывая крыши касбы – скопища кривых узких улочек. Медленно поднималось солнце, багровый свет вспыхивал в застекленных окнах богатых домов и, падая в темноту касбы, освещал плоские крыши с наваленным на ним скарбом, грязные стены, крепко запертые двери лавочек и лужи ослиной мочи на разбитой мостовой.
Абу-Зурейк не спеша обходил город. Он совершал такую прогулку каждое утро, и не только ради пищеварения, как настоятельно советовал ему целитель, а ради радости подсчета.
«И это мое, – думал Абу-Зурейк, бросая взгляд на ряд лавочек городского рынка. – И это, – проходя мимо двухэтажного дома, – и это», – укрываясь в тени рощицы оливковых деревьев на краю города.
Но главной гордостью и главным источником дохода Абу-Зурейка был родник, питающий город свежей водой. Благословенной памяти отец Абу-Зурейка выложил изрядное количество полновесных золотых динаров за право владеть этим источником – и не ошибся. Ибо не только деньги принес родник его многочисленной семье, но и власть, почет и уважение.
Слово отца, а потом его наследника, самого Абу-Зурейка, много значило в Хевроне. Потому, что он делил воду так, как ему хотелось, как представлялось правильным и закономерным. Нет, разумеется, все совершалось по шариату: сначала вода отпускалась духовенству, святым муллам, имамам и ходжам, жившим в городе, за ними благочестивым мусульманам, а в самом конце то, что останется, потомкам свиней и ослов – евреям.
Ну, не любил их Абу-Зурейк, просто на дух не переносил. И каждый раз, когда служители доносили ему, что в еврейском квартале нечем мыться, не в чем стирать и нечего пить, он радостно улыбался и приглаживал крашенную хной бороду:
– Уклоняетесь от истинной веры, ослиное потомство, вот и сидите без воды!
Многие годы он отравлял существование евреям Хеврона. А лето в Иудее жаркое, жажда мучит невыносимо, тело зудит от пота, грязная одежда нестерпимо воняет. Сколько проклятий сквозь стиснутые зубы было произнесено в адрес Абу-Зурейка и не сосчитать. Но только шепотом и лишь убедившись, что рядом нет никого.
Абу-Зурейк держал в страхе не только