Подступы к философии русского языка. И. А. Дмитриева
в обе формы нашей «философии» движутся без всякого взаимодействия: они почти не знают друг друга, явно друг друга игнорируя[2]. Первая ветвь этой «философии» поддерживает идею, что у нас «все от варяг быша», и потому нет в ней не только чего-нибудь «народного» или идущего от живого общества, но нет вообще книги как живого и целого явления, несущего на себе печать лица. Вторая, «сектантская» ветвь, не имея научного декорума и даже часто плана, в высшей степени полна «жизненного пороха»: этой взрывчатости, самогорения, порыва мысли и всегда около действительности, около «природы вещей». «Эта философия тесно связана с нашей литературой, тогда как первая связана исключительно с учебными нуждами»[3]. Но откуда у В. В. Розанова такая уверенность в существовании самобытной русской философии? Разве это самоочевидно?
Один из столпов западноевропейской мысли И. Кант, размышлявший о границах человеческого познания, отмечал, что философия возможна только на родном языке. С. Н. Булгаков затем проиллюстрировал соображение Канта о роли родного языка, показав, что категориальный строй у Канта – это не более чем развернутый комментарий к немецкой грамматике[4]. А сама идея о связи языка, мироотношения и мышления возникла в Германии в среде гумбольтианцев. Именно они указали на определяющую роль языка в философском творчестве. Эта идея в XX веке поддержана Сепиром и Уорфом, которые сформулировали гипотезу лингвистической относительности. В ней утверждается, что структуры языка определяют структуру мышления. «Сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или при соотносительности языковых систем»[5].
Опираясь на эту гипотезу, можно предположить, что родной язык – это основание всякого мышления, в том числе и философского, то есть мышления, конструирующего предельные смыслы. Родной язык – это та данность, которая существует для каждого из нас изначально, и поэтому не требует специального понимания. Родной язык для нас просто есть, и он занимает особое привилегированное место в нашей жизни. Он всегда первый и единственный. Родной язык – это всегда выделенная точка языкового пространства, точка отсчета, которая определяет наши возможности мироотношения. И в таком мироотношении нет равенства языков. Мы видим мир таким, каким открывает его для нас наш родной язык. Поэтому, например, в России всех иностранцев, которые не владели русским языком, долгое время называли немыми, то есть немцами.
Приведем несколько примеров.
Откуда мы знаем, что космическое пространство не является чуждым и враждебным человеку? Эта интуиция содержится в слове «вселенная». Вселенная нас ждет – это место, куда можно вселиться. То есть мир за пределами Земли открыт для человека, и одно из предназначений человека – преодоление земного притяжения. Не исключено, что именно эта языковая интуиция русского слова «вселенная» и стала поводом
Розанов В. В. Природа и история. Сборник статей. 1900, СПб. С. 161.
Там же С. 162.
См.: Булгаков С. Н. Философия имени. YMCA-PRESS. Париж, 1956. С. 89–118.
Уорф Б. Л. Наука и языкознание (О двух ошибочных воззрениях на речь и мышление, характеризующих систему естественной логики, и о том, как слова и обычаи влияют на мышление) // Новое в лингвистике / сост., ред. и вступ. ст. В. А. Звегинцева. Вып. 1. М.: Изд-во Иностранной Литературы, 1960. 463 с.