Ты моё дыхание. Ева Ночь
у вас будет оставаться время на поиски пустоты, смысла жизни, значит мой рецепт вам не подошёл.
– Я подумаю, – кивает он и уходит куда-то очень глубоко в себя, за какую-то грань, где мне места нет. Он будто забывает обо мне, и всё окружающее его не тревожит. Лишь по сжатому рту и сведённым бровям можно понять, что он напряжённо думает.
Пусть. Возможно, это ему поможет. Я тихо поднимаюсь со стула. Пора исчезнуть, потому что миссию свою я выполнила. Да и работать пора.
Костя
С той минуты, как Софья подсела к этому дятлу первый раз, вечер потерял умиротворение. От этого кузнечика я ждал чего угодно. Недолюбливал гада с тех самых пор, как случился скандал с Драконовым, и жалел, что не мог ему кислород перекрыть. Он был лично знаком с Андреем, что давало ему неимоверные привилегии.
К слову, дрыщ этот – милейший клиент. Если бы все были такими, «Лагуна» превратилась бы в церковь. Полозов (да, я знал его фамилию) не пил, не курил, не буянил, не уединялся с другими посетителями ни в туалетах, ни в вип-комнатах.
Он приходил сюда по привычке. Отдохнуть, развеяться, посидеть в толпе. Полозов тщательно маскировал личную жизнь. На людях бурных чувств не показывал. Изредка общался с женщинами. И до сегодня меня этот факт не напрягал.
Ему зачем-то понадобилась Софья. Именно она, хоть девушек у нас – пруд пруди. И Софья, даже после моего предупреждения, повелась на этого павлина ощипанного.
Да, я злился. И очень хотелось послушать, что он ей там втирал, каким утюгом по ушам ездил. Потому что Софья его слушала внимательно. Жаль, я не мог видеть её лица полностью, хотя это ничего бы не дало. Уж лучше б уши, как локаторы, иметь. Но, увы, никакими суперспособностями я не обладал, читать по губам не умел. Оставалось лишь ждать, когда весь этот цирк закончится.
Не знаю, что она сказала Полозову. Вот его лицо я видел прекрасно, можно сказать, во всех ракурсах.
Она его в ступор вогнала. По крайней мере, он плакаться перестал. Уж очень несчастным выглядел. Но жалости к нему я не испытывал. Наоборот: меня душило раздражение.
Я видел, как ретировалась Софья. Чуть ли не на цыпочках уходила. Он нравился ей – уж не знаю, каким образом, но я понял это. И злился. В груди словно атомный реактор полыхал, не давая дышать.
Чёрт. Я ревную?.. Девушку, которую знаю три дня?.. Я вообще себя не понимал и чувствовал скверно. У меня будто температура подскочила. Лицо горит, мышцы каменные. О пресс можно кирпичи разбивать – не почувствую.
Софья снова работала. Полозов как-то незаметно слинял – я даже не понял, когда. Да это и к лучшему. Нет раздражителя – нет проблем.
А ночь к тому времени заканчивалась. Последние посетители уходили, становилось тише.
Я люблю эти моменты, когда жизнь клуба замирает и наступает блаженная тишина. Люблю, когда расходится персонал. Когда охрана проверяет помещение и сонное оцепенение сковывает пространство, что постепенно лишается огней и блеска, погружаясь в полумрак.
Софья снова купается. Я слышу, как шумит вода в душевой. Воображение живо дорисовывает картину, что