Личная жизнь генерала. Макар Файтцев
будет её видеть, а не она его. Он посмотрит на её реакцию. Пусть она думает, что связь ещё не установлена.
Он обхватил края столешницы обеими руками. Пальцы побелели. Хорошо, что это был массивный дуб, а не стекло, иначе бы давно уже превратился в крошку.
Он думал о том, как бы не выразить своё презрение той, которая ему изменила.
Вот она появилась перед экраном. Обернулась. Все вышли, оставили её одну. Это хорошо. Никто не помешает. Привычным жестом поправила волосы. Одёрнула юбку.
Его глаза блуждали по фигуре, выискивая признаки беременности. Но ничего такого, разве что только объём груди увеличился слегка. Да, увеличился. Грудь стала ещё аппетитнее. От этой мысли его прошиб пот, а жгучее желание глухим ударом откликнулось в паху.
Наконец-то Бьянка устроилось, сложила перед собой руки как примерная ученица и посмотрела в камеру. Георг машинально поднёс руку к экрану. Провёл пальцем по знакомому профилю. Захотелось убрать волосинки со лба. Задел губу. И вдруг понял, что это хорошо, что он не поехал в поместье. Там бы он точно из неё выбил, но не признание, а совсем другие звуки.
И сердце вдруг болезненно сжалось от того, что его содержанку кто-то посмел шантажировать. Пусть она дрянь, но никто не имеет права обижать ту, которая принадлежит ему. Да, она ещё принадлежит ему! Его собственность, а кто-то посмел покуситься… Он раздерёт в клочки того, кто посягнул…
Бьянка нервничала. Поднесла ко рту стакан с водой. Отпила глоток. Поставила на стол. Потёрла пальцы. Задела мочку уха.
Пора прекращать эту пытку. Он включил камеру.
– Георг, – услышал он родной голос. Звук дрогнул, как натянутая струна, когда её обдувает ветер.
Горло сдавило. Он снова протянул руку. Задел её пальцы. Но вместо теплоты экран ответил холодом.
– Бьянка, как ты могла? – спросил он вместо приветствия. Так хотелось быть холодным и отстранённым.
– Я… я… – её губы задрожали, глаза покраснели. – Я не знаю. Я не виновата… Я не помню…
– Кто отец ребёнка? – спросил он как можно холоднее.
Ненавидел, когда ему врали. Раз уж распахнула свои объятия для другого, так будь добра, наберись смелости и признайся. Приди сама и скажи, что, мол, прости-прощай. Он же не монстр. Он человек. Да, ему будет тяжело. Но не убьёт, а отпустит. С миром отпустит.
– Я… я не знаю.
– Бьянка, хватит врать! Я устал от твоего скулёжа и вранья. Кто знает? Я? Я тебя подкладывал под него? Я всё равно узнаю. И заставлю его на тебе жениться. Последний раз спрашиваю: КТО. ОТЕЦ. РЕБЁНКА.
– Не надо, Георг, оставь меня, – её плечи затряслись. – Не надо меня мучить…
Георг заскрипел зубами. Ему не привыкать допрашивать. Его взгляд пугает даже тех, кого испугать сложно. Его грозная слава гремит в каждом уголке королевства. Но одно дело, когда ты снимаешь показания с незнакомого чужого человека, а другое дело, когда перед тобой сидит та, с кем ты проводил ночи.
Ему казалось, что это некрасиво, низко, не достойно спрашивать у содержанки, с кем она