Кирпич. Ермек Турсунов
заброшенные аулы и малые города, прообразы Чайнатаунов в микрорайоновских многоэтажках, никудышная судебная система, силовики с моралью уголовников, непреодолимый статус сырьевого придатка, кумовство, трайбализм, кабальные нефтяные контракты, 120 миллиардов долларов внешнего долга и народ, подсаженный на кредиты…
А могло ли сложиться иначе?
Честно говоря, вряд ли. Потому что это противоречит логике. Потому что.
– Первый театр появился в Афинах в 497 году до н. э.
– Дао дэ Цзин был написан еще в III веке до н. э.
– Леонардо умер в 1519 м в Италии, а не у нас.
– Колумб перепутал Индию с новой землей.
– Сырыма отравили, а Кенесары предали. Свои.
И, в конце концов, альФараби ушел пешком в Дамаск.
Плюс ко всему семьдесят четыре года в большевистском гетто. А до этого, если быть точным, с 1731 года подданные Российской империи. Боролись с царским режимом бесстрашно и отчаянно, но разрозненно и стихийно. До царских порядков была невнятная автономия в виде отдельных княжеств с уездными князьками. У каждого свой царь. И не надо придумывать небылицы тогда тоже не было единства. Была общность. Временные союзы перед лицом общей опасности. Не было и не могло быть государства в его классическом смысле. Были, возникали и гибли могущественные племена, целые империи, но это было так давно. И всегда была обширная малоосвоенная территория, которая исстари использовалась как транзитный коридор, соединявший Европу с Китаем. Так уж сложилось, и не о чем тут спорить. Но еще Вольтер говорил: «Кто хорошо служит своей родине, тот не нуждается в предках».
Чем глубже мы прячем свои головы в песок, тем беззащитнее выглядят наши задницы.
Кирпич шестой
Время идет, а мы в нем стоим
«Падает тот, кто бежит. Тот, кто ползет, не падает».
Плиний Старший
Не помню точно момент, когда это произошло. С какого времени началось массовое и неуклонное вытеснение всего подлинного из нашей жизни. Когда наши детки запели их голосами и начали танцевать их танцы. Когда мы стали повторять за ними все: от манеры одеваться до манеры преподносить себя. Наша действительность стала напоминать плохую копию сомнительного оригинала. Не осталось почти ничего настоящего. У каждого явления появился свой компилированный вариант. У литературы. У театра. У кино. Псевдо-книги, псевдо-спектакли, псевдо-фильмы. Как-то незаметно всему нашлась замена: подобие образования, подобие здравохранения, подобие демократии… Суетливая беспорядочная возня в итоге породила подобие жизни.
Всей этой грандиозной фальсификации придумали название транзитный период. То есть мы еще в пути. При этом не совсем ясно, куда идем. Совсем не факт, что в верном направлении. Есть подозрение, что наши поводыри не знают дороги, поэтому часто сверяются с чужими картами.
Из прошлого нам досталось в наследство возвеличенное самолюбие, не подкрепленное ничем значительным