Тихое озеро. Дарья Прокопьева
а ну-ка подойдите сюда! Скажите: нашей же Лизоньке диво как подходит!
Наденька вынырнула откуда-то из-за тканей, взъерошенная, но довольная. Оттого столь разительным было изменение в ее лице, когда улыбку сменили задумчиво поджатые губы. Внимательный, изучающий взгляд скользнул по Лизавете.
– А что же, неплохо! Если тебе нравится, то почему бы и нет!
– Но мне не то чтобы нравится… – задумчиво начала было Лизавета.
– Вот видишь! – не услышав, всплеснула руками Александра. – Всем девочкам нравится. Я слышала: Маша тоже сказала, что тебе все к лицу!
– Ну, если вы все трое уверены…
– Вы, что же, определились? – вдруг выглянула из-за ее плеча модистка.
Лизавета, вздрогнув, обернулась. На мгновение она задержала взгляд на лице Румянцевой, надеясь по его выражению понять, какое произвела на нее впечатление. Но что сударыня Румянцева умела, так это сохранять вежливую улыбку в любом положении. А тут еще и сестры, как назло, стояли над душой.
– Да, пожалуй, определилась, – отведя взгляд, кивнула Лизавета.
– Очень и очень славно, – просияла Румянцева. – А что же фасон? По последней моде: высокая талия, открытые плечи?
– Нет-нет! Открытые плечи мне еще рановато! – торопливо сказала Лизавета.
Модистка замерла. Лизавете даже показалось, что вот сейчас ее маска даст трещину – улыбка сменится удивленно приподнятой бровью, – но нет. Румянцева, пускай и с запозданием, кивнула:
– Как пожелаете, ваша степенность. Пройдемте снимем мерки.
Лизавета послушно проследовала за ней и поднялась на невысокий помост. Модистка закружила вокруг, лихо орудуя то иголками, то отрезами бумаги, то аршинной линейкой. Лизавете оставалось только лишний раз не шевелиться и терпеливо ждать.
Сестер рядом не было: они никак не могли сделать выбор. Точнее, Александра-то определилась, но остановилась, вопреки моде, на темном оттенке. Наденька ее отговаривала, а Маша подначивала, наблюдая за спором как за увлекательным спектаклем. Всех подробностей Лизавета не слышала, но по долетавшим до нее голосам понимала: угомонятся сестры еще нескоро. Разве что их остановит кто-то из других покупательниц – одна, вон, уже вся сжалась от негодования, того и гляди…
– Да хватит уже, мама!
Лизавета резко развернулась, задев модистку.
Крик заставил умолкнуть даже ее подруг. Все взоры обратились к дальнему углу магазина, где стояла юная девушка – на вид ровесница Лизаветы, уж точно не старше семнадцати лет. Она, гордо подняв подбородок, кричала на собственную мать:
– Только и говоришь, что о том, как мне нужно себя вести, что делать, что говорить, что думать, боже ж ты мой! – она топнула ножкой. – Надоело, надоело пуще пареной репы! Надоело наряжаться как все, надоело думать о других, надоело желать только замужества – да не хочу я замуж-то выходить! Я стихи писать хочу, я в столицу хочу, в поэтический клуб!
В сердцах