Пьяный корабль. Артюр Рембо

      Офелия, как снег, осталась ты прекрасной;

      Ты, бедная, мертва; унес тебя поток,

      Нет, это резкий вихрь Норвегии ненастной

      Освободил тебя, хоть был к тебе жесток;

      Он волосы тебе скрутил, волнуя воды

      Всемирным отзвуком таинственных речей,

      Так что расслышала ты жалобу природы

      В рыданиях дерев и в трепете ночей;

      Он сокрушил твою святую человечность

      Ожесточеньем бурь и колкой стужей шхер;

      И у твоих колен почуял бесконечность

      В немом безумии твой бледный кавалер.

      Любовь, свобода, свет! От них нам нет защиты;

      Ты, синеокая, прозрела в страшном сне;

      Пыталась молча ты бежать от жуткой свиты

      И таяла, как снег, в безжалостном огне.

      И говорит поэт, что ночью на просторе

      Ты в поисках цветов былых сквозь темноту

      В твоем изысканном девическом уборе

      За звездами плывешь, как лилия в цвету.

                С морильной свешены жердины,

                Танцуют, корчась и дразня,

                Антихристовы паладины

                И Саладинова родня.

      Маэстро Вельзевул велит то так, то этак

      Клиенту корчиться на галстуке гнилом,

      Он лупит башмаком по лбу марионеток:

      Танцуй, стервятина, под елочный псалом!

      Тогда ручонками покорные паяцы

      Друг к другу тянутся, как прежде, на балу,

      Бывало, тискали девиц не без приятцы,

      И страстно корчатся в уродливом пылу.

      Ура! Живот отгнил – тем легче голодранцам!

      Подмостки широки, на них – айда в разгул!

      Понять немыслимо, сражению иль танцам

      Аккомпанирует на скрипке Вельзевул.

      Подошвы жесткие с обувкой незнакомы,

      Вся кожа скинута долой, как скорлупа,

      Уж тут не до стыда, – а снег кладет шеломы

      На обнаженные пустые черепа.

      По ним – султанами сидит воронья стая,

      Свисает мякоть щек, дрожа, как борода,

      И кажется: в броню картонную, ристая,

      Оделись рыцари – вояки хоть куда.

      Ура! Метель свистит, ликует бал скелетов,

      Жердина черная ревет на голоса,

      Завыли волки, лес угрюмо-фиолетов,

      И адской алостью пылают небеса.

      Эй! Потрясите-ка вон тех смурных апашей,

      Что четки позвонков мусолят втихаря:

      Святош-молельщиков отсюда гонят взáшей!

      Здесь вам, покойнички, не двор монастыря!

      Но, пляску смерти вдруг прервав, на край подмостка

      Скелет невиданной длины и худобы

      Влетает, словно конь, уздой пеньковой жестко

      Под небо алое взметенный на дыбы;

      Вот раздается крик – смешон и неизящен,

      Мертвец фалангами по голеням стучит, —

      Но вновь, как скоморох в шатер, он в круг затащен

      К