Нищенка на торте. Алексей Остудин

      Луна в облаках отмычала и вся изошла на филей.

      Суда подползают к причалу на лапах стальных якорей,

      где виснут пернатые яхты и тычутся клювом в ладонь —

      им крошками с бухты-барахты просыпался дождь молодой,

      маяк пучеглазый в серёдке на волны вскарабкался вдруг,

      и море блестит, как селёдка и свеженарезанный лук.

      В тиши выгребаешь, весловно начальник окрестных наяд,

      катать каменюги по склону, что, лбами сшибаясь, искрят.

      Сквозняк заболтался на рее, и кажется чайке рябой —

      за гвоздиком не заржавеет, и персик с пушком над губой.

      Сорвёшь этикетку привычно, почувствовав старую дрожь,

      но в пальцах горящую спичку, боясь расплескать, сбережёшь.

      Сквозь сито космических вмятин проскочит комета, как мышь.

      Не утро, а нате в томате – с похмелья ворчишь, Кибальчиш.

      Погуглив шалманы залива, туда, где открыто с восьми,

      пойдёшь за разбавленным пивом, чтоб лечь за свободу костьми.

      Обнаружен датчиком движенья,

      притворился мёртвым, но меня

      загрузила ты, как приложенье,

      за попытку ветреного дня,

      где фехтует солнечной рапирой

      рыжий март, выплёвывая ртуть.

      Пальцем проведи и разблокируй —

      по стеклу направо, не забудь.

      С веток воробьи летят, как вспышки,

      кошки собираются в букет —

      это тает снег во все ледышки,

      проверяя крыши на просвет.

      Что же, выпьем, милая подружка —

      а иначе сразу не поймёшь,

      где твоя подмышка, где наружка,

      где твоя любовь, ядрёна вошь?

      На заборе фаллос перечёркнут,

      во дворе буксующий «Камаз»,

      тополь, щекотливый, как девчонка,

      лезет липкой веточкой в карман-с,

      дворник, под хмельком, слагает ямбы-с,

      занимаясь мусором в саду,

      я сегодня тоже малость пьяндекс —

      как объехать пробки не найду,

      собрались грачи на ветках весом —

      слышно по асфальту: чпок да чпок,

      пекарю пора заняться кексом,

      мне – тачать упоротый сапог,

      а пока оркестр крутит фарши,

      врут часы, и пишет коз Мане,

      наша маша снова просит каши,

      импортная обувь – консоме,

      ветер собирает постепенно

      дым на заводские бигуди,

      слов не разобрать на фоне фена

      оттого, что радость впереди,

      потому что всё пока терпимо,

      и, шинкуя воздух, как в кине,

      фыркает Осоавиахима

      гипсовый пропеллер на стене.

      Свалившись охапкой капричос на голову Гойя,

      плющом растекаясь по трещинам, в общем – не ропщем,

      живём, как умеем, цепляя одно за другое,

      одно