Руки прочь, профессор. Джина Шэй
роскоши, доступной мне – золотая маска на пол-лица.
Я хотела на все лицо, но Марк – хозяин клуба – сказал, что с такими условиями я могу валить искать другую работу. Он не будет тратить свое время на стриптизершу, которая хочет показывать только тело.
– Пойми, киса, – он объяснил тогда снисходительно, – всем похрен на твои глаза, но не похрен на губы. Да, представь себе, наши клиенты хотят видеть рты девочек. Губки, на которые они хотели бы кончить. Хочешь скрывать лицо – иди в веб-кам. Там не важна эстетика, зато нужно уметь делать десять сквиртов на камеру за час. Сможешь?
Я не стала уточнять, что такое сквирт. Побоялась… Не пройти собеседование.
Золотую масочку он мне все-таки разрешил, но я в ней сомневалась. Бестолковая она была. Маска для антуража, не для того, чтобы хоть как-то защитить меня. Нет.
Все сейчас смотрят на меня и видят. И хотят. Судя по количеству летящего на подиум бабла – очень хотят.
Думать об этом тошно. Но реальности похрен на мою дурноту, не закончу номер – не получу денег. А деньги мне пиздец как нужны. Много!
Я научилась никого не видеть. Никого не слышать. Посвящать себя только танцу, твердому шесту, единственной своей точке опоры.
Ох, папа, папа…
Помню, как записалась на стрип-пластику вместо балета. Хотела тебе досадить.
Такая дура. Сейчас все бы отдала, лишь бы ты был жив. И вела бы себя как пай-девочка. И точно знаю – что узнав, чем я сейчас зарабатываю, ты – отлупил бы меня до синяков, даром, что дочка уже на третьем курсе института учится. И я бы вытерпела, правда-правда.
Лишь бы всего этого не было.
– Умница, Цыпа, – одобрительно роняет Марк, когда я прохожу мимо него к гримерке. Пытается хлопнуть меня по заднице, но я вертлявая – уворачиваюсь.
– Золотая у тебя задница, Цыпа, – слышу вслед, – дай подержаться на счастье.
Поднимаю над плечом средний палец.
Марк бесит, хоть и не самый сволочной мудак в моей жизни. И пусть его комиссия – больше на двадцать процентов, чем у других владельцев стрип-клубов, но Марк хотя бы не заставляет спать с клиентами. Ну, то есть другие девочки, конечно, трахаются, за “чаевые”, но можно и без этого. Мне это было важно. Потому что… Ну…
Должна же быть черта у падения, да? Красная линия, за которую не переходишь.
В гримерке становится чуть лучше. Тут правда теснота, на десять квадратных метров – семь баб по пуфикам, пудрятся, красятся, пошлят.
– А ты видела этого, качка из-за седьмого столика? Знаешь какой у него член? Семь сантиметров.
– Гонишь. Я у него на коленях сидела. Там прекрасный конский размер.
– Просто Линка у нас плохо старалась, вот и не встало у него, – хохочет Тома, смывающая с себя поплывший макияж гейши. Тома у нас на сцене Моника. Ну, не мне придираться, я у нас тоже на сцене Лея, а не Катя.
Со всех сторон раздаются ехидные смешки.
– Да нет, правду вам говорю, – вопит раскрасневшаяся Линка, – я вчера весь вечер его в привате обрабатывала, там сморчок.
Я нетерпеливо поглядываю на время. С Марком у меня договор, если за полчаса после выхода на сцену про меня никто не спросит, значит – я могу идти домой. Точнее – получать расчет за сегодня и идти в свою общагу.
И мне уже не терпится избавиться от этих тонких лямочек, которые красиво именуются моим “костюмом для выступлений”. Спрятаться в огромную толстовку, смыть вызывающий макияж, заделать волосы в хвост, надвинуть кепку на глаза, бегом пролететь два квартала от клуба и только там вызвать такси. Чтобы никто не догадался, даже не подумал, чем я зарабатываю.
В уведомлениях всплывает – “оплатить клинику до послезавтра”. Два дня осталось. Надеюсь, Марк сейчас порадует меня хорошим гонораром. Потому что иных способов достать пятьдесят штук за два дня я просто не знаю. Ну, зря, что ли, я выпрашивала у него это время в самый пик вечера?
В СМС-ках непрочитанное от неизвестного абонента.
“Надо поговорить, сестрица”.
“Иди на хер” – отбиваю кратко, сохраняю контакт как “Урод 19”, блочу и этот номер. После того, что мой драгоценный братец сделал с моей жизнью – говорить я соглашусь только с его телом в гробу.
Это он проиграл нашу квартиру, которую мама сдуру переписала на него.
Это из-за него мать уже полгода лежит парализованным овощем, и ради её лечения я пошла на то, от чего теперь всю жизнь не отмоюсь.
– Эй, принцесса, – Тома-Моника щелкает пальцами у меня перед носом, – Марк тебя зовет, спускайся с небес.
– Ишь ты, чего захотела, – хихикает Линка, – Катька у нас звезда. Будет она спускаться до нас, грязных шлюх.
Никогда не говорила им ни слова по поводу всех их развлечений и “подработок”. А вот им до меня дело почему-то есть. И до того, что я в этом клубе только танцую – тоже.
– Ну и зря, – хмыкает Моника, – глядишь, поумерила бы свой гонор, стала бы посговорчивей к клиентам, и не пришлось бы столько пахать за гроши.