Противостояние. Романы. Юлиан Семенов
в пятидесятое отделение милиции. Собираясь, он думал о том, как сейчас мало девочек с таким прекрасным именем – Надежда. Раньше тридцать две на дом, а теперь десять.
Надо бы позвонить Гале. Все милицейские герои в кино звонят домой, а жены спрашивают, что они ели за завтраком. Галка сейчас мне выдаст: почему не позвонил вчера? А она уже спала в два часа. У нее вчера опять было дежурство, а она с вечерних дежурств приходит выжатая как лимон. И спит до десяти. А сейчас двенадцать. Надо было позвонить два часа назад, а я сидел в отделении. В кабинете полно народу. Галка начала бы меня пытать, что случилось, а мне было бы неудобно ей отвечать при всех, потому что я должен врать, а это со стороны смешно. Странный народ женщины. Из ребра сотворены как-никак. Ребро не череп. Ни черта не хотят понимать, а объяснять – унизительно для самого себя. Когда женишься, думаешь, что на самой умной. Все поймет, всегда поможет. Грех мне, конечно, на Галку сердиться, но иногда и она такое колено загнет, что потом неделю не опомнишься.
Садчиков вздохнул и набрал номер своего домашнего телефона. Голос у Галины Васильевны был усталый и тихий.
– Галка, – сказал Садчиков как можно веселее, – привет! Ну, что ты? К-как дела?
– Изумительно! – коротко ответила Галина Васильевна и замолчала.
– Что ты молчишь?
– Мне надо петь? Или станцевать у телефона? Неужели ты не мог позвонить вчера?
– Я поздно освободился и не хотел тебя будить.
– Я ведь тоже человек.
– Догадываюсь.
– Сегодня тебя ждать?
– Я позвоню.
– Завтра днем?
– Ч-что ты, Г-галочка?! Может быть, и сегодня…
– До свидания, – сказала она, – всего тебе хорошего.
Садчиков в сердцах швырнул трубку на рычаг и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
– Эх, милый ты мой начальник, – сказала бабка певуче, – Бог, он все видит, все прегрешенья людские и все людские доблести.
– Конечно, – согласился Садчиков и утвердительно покачал головой, – это вы, бабуся, в-верно говорите. А Надя когда придет?
– Она всегда тут, – сказала бабка и тронула себя где-то около ключицы.
– В сердце? – спросил Садчиков.
– В нем, – убежденно ответила бабка и вытерла слезу, которая то и дело закипала у нее в левом глазу. Садчиков понял, что бабка перенесла инсульт, от этого у нее так часто собирается слеза в уголке глаза.
– Ну а здоровье как у вас?
– Нет теперь на земле здоровья, – сказала бабка. – Вон у моей мамаши нас тринадцать человек было, а у Лешки-то, у сына мово, – одна Надюшка. Мужик с виду сильный, а на большее не вытянул, как на одну девку. Четверых у меня на войне убило, а Лешка самый младшенький, ему пятьдесят три, выжил. А лучше б и не выживал. Куском хлеба старуху корит, с дома гонит. «Теперь, говорит, все работают, давай, говорит, мама, и ты вкалывай». А Надюшка, дай ей Господь наш Всевышний, ангел. Кто меня кормит, поит и обувает? Кто меня на земле держит? Надька. Труженица девка. Днем в магазине, вечером в техникуме, а ночью у корыта да на кухне. Так вот я тебя и спрашиваю,