Противостояние. Романы. Юлиан Семенов
Самсонова взяли?
– Нет.
– Почему?
– Дома никого нет.
– Где они?
– Н-неизвестно.
– Эмигрировали, что ль?
– Вряд ли.
– Сам ездил?
– Костенко.
– Завтра забери. Сам.
– Завтра выходной день, товарищ комиссар…
– Смотри, Садчиков…
– Т-только этим и занимаюсь, товарищ комиссар. Вы в понедельник обещали быть у прокурора.
– А если откажет?
– Федерация есть.
– Ну а и она?
– Генеральный!
– Он тоже?
– Н-не может быть.
– А если?
– Н-не может быть, товарищ комиссар.
– А не фетишист ли ты, майор?
– Г-где уж нам уж выйти з-замуж!
– Смотри, в понедельник изволь мой приказ выполнить – парня забери.
– Ясно, будет сделано.
– Шутник ты, Садчиков.
– С-стараюсь.
Комиссар поднял трубку, нажал белую кнопку селектора и попросил:
– Из шестнадцатой ко мне Назаренко приведите.
Заспанный Чита вошел в кабинет боком и остановился у двери.
– Проходи, проходи, – сказал комиссар, – садись…
– Не беспокойтесь…
– Это ты беспокойся, хороший мой, мне беспокоиться нечего. – Комиссар неторопливо закурил, долго и лениво тушил спичку, а потом неожиданно спросил: – Где ваш дед, кстати, живет?
– Какой дед?
– Не играй, Чита, – сразу же включился Садчиков, – актер из тебя п-плохой, просвечиваешься сразу. Где старик?
– Какой старик?
– Который машину вам доставал…
– Прохор?
– Да.
– Я его адреса не знаю.
– Что ж ты, неполноправный какой?
– Да нет. Сударь тоже не знает.
– Уж и так…
– Точно.
– На`, пей чай. С сахаром, – предложил комиссар. – В камере небось так густо не кладут?
– Что вы…
– Вон печенье. У меня от ужина осталось. Домашнее, на сливочном масле. Бери парочку.
– Благодарю вас.
– Воспитанный ты, парень, – усмехнулся комиссар, – дипломат просто-напросто… Ну а как ты думаешь, где он может жить?
– Он, вообще-то, за городом, мне кажется. А можно еще печеньице?
– Что, оголодал?
– Да, несколько…
Комиссар снова хмыкнул и покачал головой.
– Прямо дивлюсь на такого деликатного вора. Приятно говорить – видно воспитанного человека.
– Я не вор.
– А кто же ты? Священник? Или, может, врач-общественник?
– Я советский гражданин, товарищ комиссар, я глубоко ошибся и за это несу сейчас раскаяние.
– Нести куль можно, раскаяние – не уцепишь, это тебе не мешок с опилками.
– Нет, товарищи, – вздохнул Чита, – я ощутимо чувствую, как тяжело раскаяние.
Комиссар поморщился и сказал:
– Знаешь что, Чита? Иди-ка ты напрочь со своим раскаянием. Я вашего брата тридцать пять лет ловлю, и все одну пластинку крутят, когда ко мне