Тайга. Водоворот судеб. Михаил Трубицин
сестру пледом. Они молча смотрели на огонь и каждый думал о своём. Слова были не к чему. И только ледяные снежинки, как отголоски прошедшей зимы, падая, шуршали о кору сосен и землю. Но старания Снежной королевы были напрасны, она лишилась своей власти.
Вскоре о себе дало знать нестерпимое чувство сосущего голода. Но утолить его было не чем. Не было даже воды. Это ощущение быстро затмило романтическую атмосферу посиделок у костра. Хотелось пожевать хоть чего-нибудь, но увы.
Окопав костёр по кругу, чтобы огонь не перекинулся на лес, они улеглись спать, сидеть дальше у костра не было сил. Сон должен был избавить их от назойливого чувства голода. Новый день сулил скорое спасение, а значит они смогут вернуться к привычному образу жизни: городской уют, вода и пища на любой вкус, в неограниченных количествах. С этими мыслями и уснул Никита, сам того не заметив. И увидел он сон.
Не широкая улочка с грунтовой дорогой слегка поднималась наверх и уходила куда-то влево, теряясь за серым деревянным забором. Вдоль неё стояли избы. Было видно, что в одних ещё живут люди, стены обиты и окрашены, ставни распахнуты, ворота заперты. Другие избы были частично разрушены, либо стояли пустыми, неухоженными, с грязными стёклами окон и невзрачной травой во дворе.
Вглядываясь в каждый дом, Никита брёл по безлюдной улице, пытаясь что-то или кого-то найти. Вот поворот, за которым открылась похожая картина, типичного частного сектора России. Домики, ворота, деревца и кусты. А он всё шёл, не в силах отыскать того, что ищет. Каждый новый поворот выводил его на незнакомые улицы, одни пошире и светлее, другие и вовсе, имели лишь протоптанную тропу, поросшую травой.
Одни хаты удивляли его своими формами, другие палитрой насыщенных цветов, ну а больше всего эмоций вызывали заброшенные дома, в каждый из них он вглядывался с тоской. Как же так? Ведь жили же здесь люди, и вдруг оставили свой дом. Почему?
Дверь со скрипом отворилась, и он ступил через порог. Старая половица жалобно заскрипела под ногой. Полумрак прорезали лучики солнца, пробивающиеся сквозь свищи в крыше. Дыхание спирало от затхлого воздуха старых, запрелых вещей и древесины, прогнившей от сырости. Шагнув в дверной проём слева, он попал в длинный, замусоренный, полутёмный коридор. Вдоль стены были остатки от поленницы берёзовых дров, а в противоположном конце шестиметрового помещения зиял квадрат окна, с грязной шторой, не пропускающей дневной свет.
Никита подошёл к окошку и выглянул наружу. Перед ним открылась ограда, заросшая блеклой травой, остатки от завалившегося забора, старый колодец с «журавлём» вместо обычного ворота, а неподалёку увядающая ель на фоне кроваво-красных облаков закатного солнца.
И необычайной силы тоска охватило его сердце. И вновь он задался вопросом: как же так?.. Почему?.. И тут его внутренний голос затянул заунывные строки:
«Я помню старую избушку,
Забор, разбитый в пух и прах,
И ель – иссохшую старушку,
И кровь заката в облаках!..»
Слова летели как на духу, один куплет следовал за другим, одна рифма переплеталась с другой и, это чувство безысходности… Навязчивое. Неодолимое.
Вдруг чья-то тень промелькнула перед окном, от неожиданности Никита даже вздрогнул. Быстро подойдя к дверному