Между Мирами. Андрей Валерьевич Степанов
подумал, что вы настолько буквально поймете мои просьбы! Молодой человек! Вы хоть понимаете, что вы натворили?!
Я растерялся и никак не мог взять в толк, о чем мне говорит Григорий Авдеевич, поэтому тупо молчал в ожидании продолжения разговора. Профессор же просто полыхал от ярости.
– Нет, я все понимаю, молодость, гормоны… но чтобы так! Так быстро!
– Честное слово, я не знаю, о чем вы!
– Я нашел возле вашей кровати! – воскликнул профессор и замолчал, но я видел, как усердно он старается подобрать слова. Подсказывать ему я не собирался, хотя догадывался, о чем он может говорить. – Нашел… Их!
Я уже думал, что он сейчас как фокусник вытащит «их» из кармана, но он гневно смотрел на меня и ничего более не делал. Но надо было как-то оправдаться. Меня начала мучить совесть, совершенно внезапно.
В любое другое время и любому другому человеку я бы мог соврать все что угодно. Что вещица попала случайно, что комната не моя – ведь в теории принцесса должна была спать в отдельной комнате!
Но профессору я соврать не мог. И я уже, скрепя сердце, приготовился открыть ему свой секрет. В этот момент из ванной вышел Павел, вытирая голову полотенцем:
– Что тут происходит? – он помолчал пару секунд. – В чем провинился этот студент? – спросил он профессора.
– Нет-нет, ничего такого, – Подбельский смущенно улыбнулся и даже как будто бы немного отступил назад. – Это наши с ним дела. Не стоит вмешиваться.
– Я по вашим лицам вижу, что речь не только о студенте. Что случилось?
– В интересах чести Анны-Марии я вынужден молчать! – с гордостью заявил Подбельский, чем немало меня позабавил.
– Мы все здесь действуем в интересах принцессы и императорского дома, – вдруг прогремел Трубецкой. – Вы что, в одиночку ее защищать решили?
– Нет, но… – как-то сразу увял профессор, – я ведь…
– Сейчас же говорите, о чем шла речь!
– Хорошо-хорошо! Только вот надо как-то помягче.
Трубецкой приподнял бровь и повернулся ко мне. Я не выдержал.
– Я переспал с принцессой, – прозвучал простой и прямой ответ.
– Фу, как грубо, – поморщился Подбельский.
Шпион изменился в лице и расхохотался. Профессор же недоумевал, сердился и выглядел растерянный одновременно.
– Что с того, если у обоих там зудит? – спросил Трубецкой в лоб старика профессора, закончив смеяться. – Это страшная тайна для ее отца. И если вы намерены ее раскрыть, – он оборвал фразу на полуслове, чтобы угроза звучала более явно, а потом незаметно подмигнул мне.
– Нет… что вы… Да почему я оправдываюсь в конце концов! – собрался наконец Подбельский. – Я не собираюсь перед вами оправдываться! Я… Черт возьми, я же вас учил!
– А, вспомнили, – мирно улыбнулся шпион.
– И я не планировал ничего рассказывать ее отцу. Доносы писать? Увольте! – профессора уже было не остановить, впрочем, никто и не пытался. – Но то, что они сделали… Это возмутительно.
– Что именно вас возмущает, Григорь Авдеич?
– То,