Заказ на (не)любовь. Анна Яфор
такой надеждой, что у меня внутри все обрывается. Как же подло с моей стороны вот так откровенно обманывать собственного ребенка…
Невельский сдвигает брови и о чем-то думает. Переводит взгляд от меня на Сонечку и обратно. И молчит. Долго. И лишь когда дочка обиженно надувает губки, делает резкий выдох.
– Сонь, это и правда было давно. Больше тридцати лет назад.
– Ого! – ее глазки расширяются от ужаса. Еще бы, такой временной срок в сознании ребенка кажется чем-то запредельным. Я ведь и сама в ее возрасте считала 30-летних жуткими стариками. А тут выходит даже больше. Но так хотя бы понятно, почему за столько лет у дяди Левы не сохранилось в памяти имя того мальчика.
– Малыш, а давай купим пирожных домой и пойдем прогуляемся? Ты же хотела зайти на площадку.
На мое предложение дочка обрадованно кивает, а я смотрю на своего начальника с немой благодарностью. Здесь все равно бы не вышло разговора по душам, а пока Соня будет кататься на горке, я смогу попытаться ответить на его вопросы. То, что их у мужчины предостаточно, нет никаких сомнений: слишком задумчиво и внимательно он рассматривает то меня, то Сонечку.
– Спасибо вам… – произношу уже вслух четверть часа спустя, когда мы останавливаемся на детской площадке перед моим домом. Соня убегает на качели, а я решаюсь поднять глаза на стоящего рядом Невельского.
– Не за что, – его голос звучит слишком серьезно. – Я мало что понял, но очень хотел бы услышать пояснение.
Я киваю, пытаясь побороть нарастающее волнение.
– Не знаю, как начать. Вообще не представляю, как говорят о таких вещах.
– Все настолько серьезно? – он хмурится. – Это не мое дело, но раз уж мы заговорили… Вы не замужем? Соня растет без отца?
Я снова киваю.
– Мы с мужем развелись… давно. Еще до ее рождения.
И даже до зачатия…
– Сожалею, – его лицо мрачнеет. – То есть они никогда не встречались? Что же, это объясняет желание девочки найти отца.
Он так ничего и не понял. Даже не заподозрил, кажется. И от этого становится совсем тоскливо: я еще бы могла что-то придумать, выкрутиться, но тогда ни за что себе этого не прощу. И в глаза ему смотреть больше не смогу, если не скажу все, как есть.
– Да, все, что у нее есть от отца, – это та фотография, – отвожу взгляд, рассматривая, как заливисто смеется малышка, раскачиваясь на качелях.
– А вот это я совсем не понял, – тихо отзывается Невельский. – При чем здесь фотография? Речь же именно о том снимке, о котором вы спрашивали в моем кабинете?
– Да… – я кусаю щеку изнутри, чтобы сдержать рвущиеся наружу слезы. – О том, на которой изображены вы. Ребенком.
Становится тихо. Нет, дети на площадке по-прежнему шумят и смеются, чуть в стороне по трассе проносятся машины, но вот здесь, рядом со мной, нависшая тишина оглушает. Я боюсь повернуться, но и так знаю, что мужчина смотрит на меня. И едва шевелю губами, продолжая говорить:
– Соня родилась в результате ЭКО. На той фотографии… действительно изображен ее отец.
Глава