Синдром пьяного сердца (сборник). Анатолий Приставкин
и те и другие пытались Яна подмять под себя, сделать его жизнь похожей на их собственную… Временами это удавалось. И тогда он страдал.
Приняв еще по стаканчику, мы со Стасиком долго молча смотрели на порт, неприятно пустынный: теплоходы почти не ходят по Черному морю из-за нефтяного кризиса. Прихватив бутылку водки, пошли допивать к Стасику домой, прикупив по дороге дешевых овощей у крымских татар, расположивших свой крошечный базарчик неподалеку от памятника Ленина, все так же стоящего в центре города с черепом, обгаженным голубями.
Где-то рядом, за лифтом, громыхнула доска и объявился жирный котик. Без всякого интереса ко мне он прошествовал над моей головой, стряхивая на нее сухую пыль, и скрылся… А я остался стоять, вдруг почувствовав, что ноги мои от долгого сидения на карачках затекли.
В день отлета из Парижа, куда мы, несколько писателей, были приглашены на международную книжную ярмарку, погрузился я на шестом этаже в лифт, одноместный, в нем даже чемодан пришлось на попа ставить, и не успел отмахать вниз пару этажей, как встал. И дымком запахло… Сперва нажимал я на кнопки, потом кричать начал. А внизу, в холле, на диванчике, Маканин с Фазилем Искандером на вечные темы беседуют, и каждое их слово так слышно, будто они рядом… Но вот меня-то они не слышат. Такой странный резонанс… И автобус у подъезда, который в аэропорт ждет… И до самолета час или около того… А я все кнопки нажимаю, и слова-то снизу о мироздании, о вечности… Господи, думаю, вечность – это так вот сидеть неуслышанным в лифте, который почему-то железный и напоминает гроб, поставленный на попа… Как меня через узкую щель вытаскивали, не говорю…
А еще в доме, где я живу, собираемся как-то в Кремль: там Борису Мессереру будут госпремию вручать. А до этого мы у него на этаже по рюмке коньяку приняли, торжественные, наглаженные такие, даже чуть надушенные…
И вот торчим в лифте, а Белла Ахмадулина с ног сбилась, пытаясь нам помочь… То на один этаж, то на другой… А Борис из лифта все больше нестандартной лексикой… и на Беллу, и на диспетчера, и на весь мир… Время ехать, премия-то – это не шутка, сам Борис Николаевич вручать будет…
Но ладно… В моем безразмерном застолье возник мой другарь Емил, как будто не расставались… «На здраве», – кричу ему через стол и рюмку тяну, наперсточек золотой. Так в Болгарии первую рюмку поднимают: «На здраве… Емил! Добре дошли? До моего подвала? А помнишь, как по России…»
Дуля (Болгарский друг Ермил)
Шел летний месяц июнь, цвели тополя, забивая обочины тротуара белым пухом, а старушки у метро торговали пучками редиса, лука и букетиками ландыша.
Из Пловдива, впервые в Москву приехал Емил, и на семейном совете с женой, после долгих споров, решено было устроить для него автомобильную пробежку по знаменитым местам, чтобы смог наш другарь поближе рассмотреть Россию.
Ну а поскольку Емил человек не совсем, что ли, свой, а заграничный, никто бы ему не позволил свободно ездить по нашей насквозь засекреченной стране. Решили путешествовать без разрешения: ездить в машине, жить в палатке, ну а в местах шибко городских, в Питере, скажем, или Риге, нашли знакомых,