Невинный трофей для охотника. Лана Морриган
Маша , включая фонарик. – До рассвета четыре часа, спи, – свет гаснет, и я заворачиваюсь в старое ватное одеяло, прижимаясь плечом к земляной стене. Спать в положении сидя я научилась не сразу, только спустя пару недель. Отключалась от усталости и просыпалась от того, что тело полностью немело. Приходилось вставать, топтаться в крохотном прямоугольном пространстве, где ширину можно измерить, если упереть локти, а длину – тремя широкими шагами. Наше убежище – могила при жизни.
***
– Подъем, – Маша трясет меня за плечо. – Просыпайся, скоро рассвет.
– Я слышу. Слышу, – скидываю одеяло и медленно поднимаюсь на ноги. – О, боже, – кровь поступает к онемевшим конечностям, и хочется выть от боли. – Ай, – делаю крохотный шажок. – Ой, мамочки, – хватаюсь за земляные стены в поисках опоры.
– Поторопись, рассветет минут через двадцать.
Я поднимаю голову к узкому лазу. Внутренняя, белая сторона дверцы холодильника выглядит темно-серой, а сквозь щели проникает только тьма.
– Еще ночь, – возражаю я.
– Нам нельзя рисковать. Если кто-то заметит, сдаст в первую же охоту живодеров.
Маша первой поднимается по шаткой деревянной лестнице, наспех сколоченной ржавыми гвоздями и, для безопасности, связанной тонким синтетическим шнуром.
Приподнимает «люк» осматривается и сдвигает его в сторону.
– Быстрее, – за протянутую ладонь Маша выдергивает меня из душного помещения на свежий, морозный воздух. – Разжигай печь, а я быстро за водой. В таком виде нельзя появляться на работе.
У входа в вагончик сестра подхватывает старые эмалированные ведра и спешит к колодцу у дальнего края участка.
Я радостно растираю руки, подставляя пальцы языкам пламени. С порывом ветра старая печь выплевывает пепел и выдыхает едким дымом окрашенной древесины.
– Нижнюю дверку приоткрой, тяги нет, – Маша водружает ведро на чугунные кольца поверхности печи. – Купайся первая. Сегодня на улице минус, обязательно тщательно просуши волосы. Не хватало, чтобы ты свалилась с простудой как прошлой зимой.
Еще год назад я не могла и вообразить, что нормальная жизнь рухнет в один момент. Я испытывала шок, выслушивая истории, в которых люди лишаются всего и не могут противостоять обстоятельствам, с осуждением и пренебрежением покачивая головой, а сейчас оказалась на их месте. Разве я знала, что буду купаться в старом алюминиевом тазике, чудом уцелевшим в сарае и не попавшимся на глаза сборщикам металла? Или работать в продуктовом магазинчике, расположенном на выезде города, улыбаться проезжим и дальнобойщикам, надеясь, что мне кинут пару лишних монет в баночку для чаевых, а не одарят сальным комплиментом? Нет, я была уверена, что моя жизнь будет прекрасна. Я поступлю в университет и с успехом окончу его, а параллельно открою свою школу гимнастики. Начну, конечно же, с малого, но меня точно ожидал бы успех. Я гордо озвучивала свои планы всем и каждому. Верила, что смогу, и мне вряд ли что-то сможет помешать.
А сейчас я сижу на корточках в непротопленном вагончике, выполаскивая песок и глину из волос.
– Маш, обрежь мне длину, – я просушиваю волосы