Игла смерти. Валерий Шарапов
просто обязаны оказать посильную помощь милиции в розыске этого враждебного советскому народу элемента, – решительно заявил Урусов и приказал группе Ивана Старцева «обмозговать план помощи и представить его для оценки и утверждения».
Костя Ким с простреленной подключичной мышцей долечивался в госпитале. Ранение, слава богу, оказалось легким; пулю хирурги достали, рану зашили. Крови он потерял прилично, но тут расторопным оказался дед, коего он, теряя сознание, принял за писателя Льва Толстого. Смекнув, в чем дело, дедок накрепко замотал ключицу Кости тряпками и побежал звонить в неотложку. Тем и спас молодого лейтенанта.
Уже на третий день оперативники добились у врачей разрешения навестить молодого коллегу в больничной палате. Уплетая принесенные фрукты, Костя вспоминал тринадцатое августа и рассказывал о каждой минуте пребывания на Ленинградском вокзале.
– …Потом стою у газетного киоска, покупаю «Комсомолку». Вдруг слышу крики, возня, потасовка у входа в вокзал…
– Костя, о начале этой истории мы наслышаны от сотрудников милиции и гражданских свидетелей, – сказал Старцев, подавая больному большую грушу. – Ты нам лучше о погоне и стрельбе поведай. Ведь об этой части происшествия знаешь только ты.
Дожевав яблоко, Константин принялся за сладкую грушу.
– Выскочил из толпы, что образовалась при входе в вокзал, заметил сотрудника милиции в белой тужурке и припустил за ним, – проговорил он с набитым ртом. – Догнал в начале Каланчевской; он уже, бедолага, выдыхался. На ходу представился, предложил помощь…
Через распахнутые рамы окон в чистую, светлую палату долетали звуки из внутреннего дворика больницы: шорох листвы высоких берез, пение птиц, скрип колес каталок и зычный голос сестры-хозяйки, недосчитавшейся какого-то ведра. Из палаты не было видно оживленных московских улиц, да и шум автомобилей сюда не доносился. Потому создавалось впечатление, будто не больничка это, а санаторий и находится он не в центре огромной столицы, а далеко за городом на краю березовой рощи.
– …Значит, Большая Спасская преступника не заинтересовала? – переспросил Егоров.
Рот был снова занят, и Костя помотал головой.
– Побежал прямо до Грохольского?
– Угу.
– А с Грохольского шмыгнул во Второй Коптельский?
– Точно, – молодой лейтенант наконец прожевал грушу. – Нырнул туда и метрах в пятидесяти затаился за кустами сирени.
– А почему дальше не побежал, как считаешь?
– Устал. Милиционер тоже еле дышал и дальше бежать не мог. Даже у меня дыхание сбилось, хоть я и не курю.
– Убедительно, – кивнул Васильков, достал блокнот и попросил: – Набросай-ка нам, братец, его портрет. И как можно подробнее.
Вытирая казенным полотенцем сладкий сок с ладоней, Костя принялся описывать внешность стрекулиста с саквояжем. Нескладная фигура получила самую обширную и подробную характеристику. А вот лица преступника он вблизи не