Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!. Олег Таругин
недоверие, Виталий, но я, как видишь, жив. Хоть порой и сомневаюсь, так ли сие хорошо… возможно, правильнее было лечь в крымскую землю вместе с боевыми товарищами…
– Так, ты мне это брось! Давай вон лучше бутербродами займись. – Я кивнул на тарелку. – Да и кофе остывает. А после завтрака, если ты не против, предлагаю заняться изучением истории. Согласен?
– Что ты, конечно же, не против! – Гурский эмоционально взмахнул руками, едва не опрокинув на себя чашку с кофе. – Разумеется, согласен! Должен же я понять, в каком мире оказался. Сейчас?
– Можно и сейчас, но сначала закончи с завтраком.
* * *
День прошел спокойно: я занимался домашним хозяйством, а Гурский усиленно самообразовывался перед подключенным к Интернету компьютером, пользоваться которым на уровне «поисковая система – запрос – навести курсор на ссылку – кликнуть – читать» я его обучил. К слову, обучился он поразительно быстро: разум предка, не замусоренный множеством никому не нужных умений и информации, воспринимал новое с удивительной легкостью. Периодически (и достаточно часто) поручик обращался за разъяснениями, на кои я по мере сил и исторических познаний и отвечал. Хорошо хоть историю люблю, а то пришлось бы мекать, вспоминая, в каком году Наполеон расстрелял Тухачевского по навету Риббентропа. Утрирую, разумеется, но уж такой я человек.
Перед компом Николай Павлович безвылазно просидел до вечера, порой даже что-то конспектируя убористым почерком в выданном мной блокноте (удобство шариковой ручки он оценил сразу). В отличие от революционных событий и истории Гражданской войны, о которых мы изрядно поспорили, порой, что называется, «до хрипоты», Великая Отечественная никаких особых споров, к счастью, не вызвала, благо непротиворечивой информации и фотоматериалов в сети имелось более чем предостаточно. По крайней мере власовская РОА, заявленная как «воинское формирование, создаваемое для освобождения России от коммунизма», у поручика вызвала лишь короткую злую гримасу и не менее короткий же эпитет: «предатели». А я, кстати, признаюсь, сомневался было, да…
Хотя в принципе, а отчего сомневаться-то? После того как Николай Павлович просмотрел несколько десятков выложенных в сеть фотографий наших битых танков и сгоревших танкистов, разбомбленных городов и расстрелянных беженцев, его мировоззрение определенно должно было качнуться в правильную сторону. Снимки были в основном немецкие: ну вот любили эти самые «продвинутые еуропейцы» фоткаться своими «лейками» на фоне обезображенных трупов своих врагов, находя в этом одним им понятное удовольствие… Ну, такой уж у них менталитет, видимо.
Да и вообще, к тем же немцам, уж так исторически сложилось, Гурский ни малейшей симпатии испытывать не мог. Хотя бы просто исходя из реалий прошлого: память о германской войне никуда не делась. Короче говоря, в некотором роде нашла коса на камень: вроде бы к победившим комиссарам никаких теплых чувств поручик не испытывал, но и вторгшихся на родную землю захватчиков тоже