Проклятая в Академии Стражей, или “я случайно, магистр!". Олеся Рияко
двадцати над зеленой лужайкой с небольшим милым фонтанчиком в виде целующихся рыбок и ухоженных розовых клумб.
Увидев столь безмятежный пейзаж, согретый ласковыми лучами утреннего солнца, я уже была готова завыть от отчаяния, но вдруг увидела знакомую фигуру – молодого монаха, накануне расспрашивавшего меня о фамильяре.
Не узнать его было сложно – самый манерный из двойников, даже походку имел специфически женственную. Монах шел к фонтану по выложенной каменными плитками тропинке, одной рукой прижимая к груди какую-то книжицу, а другой производя элегантные пассы от которых в стороны время от времени разлетались искры.
Понадеявшись на то, что его вчерашняя милосердность ко мне еще никуда успела выветриться, я как сумасшедшая стала барабанить в стекла и кричать. И, о чудо! мои вопли были услышаны!
Заметив суматошное мельтешение в окне, монах нахмурился. Затем вытащил из-за пазухи какой-то медальон и увидев что-то на нем принялся весьма сурово грозить мне пальцем и что-то кричать.
Эта пантомима в которой монах отчитывает меня незнамо за что, а я пытаюсь объяснить что если ему хочется прочесть мне нотацию, то пусть сделает это глядя мне прямо в глаза, могла бы продолжаться долго, если бы я, достигнув предела эмоциональности, вдруг не показала ему средний палец. Я, честное слово, сделала это случайно! Ведь вместо среднего должен был быть указательный, которым бы я ткнула в стекло, мешавшее мне слышать его слова… Но, что сделано – то сделано. В конце концов, главное ведь то, что это наконец возымело эффект! И монах, побогровев как спелый помидор, быстрым шагом направился куда-то внутрь замка. И вот, буквально через мгновение после того, как исчез из виду, громко пробарабанив в дверь, распахнул ее с праведным рыком:
– Мисс Итмонт, что вы себе позволяете! Я буду жаловаться ректору!
Я только и успела что руку протянуть в сторону стремительно захлопнувшейся двери. А мой отчаянный, полный мольбы взгляд, волной разбился об суровую стену плотно сомкнутых тонких губ монаха.
– Простите меня! Простите! – я сложила руки лодочкой и виновато опустила голову. – Просто выслушайте, а потом жалуйтесь кому хотите!
Мужчина ворчливо фыркнул, но все же кивнул, позволись излить в его уши весь мой нескончаемый поток негодования от особенностей местной планировки студенческих общежитий.
– Глупости какие. – Проворчал монах и с головы до ног окинул меня суровым взглядом. – Что за невнимательность! Вам же выдали комплект брошюр!
– Какой комплект? – простонала я, искренне не понимая о чем речь.
– Тот который… в кармане вашей кофты, разумеется!
Вперед запоздавшей мысли, рука сама нырнула в широкий карман худи и сжала целый ворох хрустящих пергаментов.
– Ой…
А ведь мне и правда вчера насовали в руки всякой макулатуры. Вытряхнув на кровать все, что было надежно припрятано и забыто, я схватила и развернула первый попавшийся свиток и медленно прочла вслух:
– “О порядке