Все адмиралы были троечниками 2. Б. А. Корнилов
больший упор он сделал на легенду о чайках, которых суеверные моряки считают душами сгинувших в пучине товарищей, и об их морском братстве. Это, по мнению сочинителя, не могло не зародить мечту самому стать моряком. По крайней мере, так должна была подумать Алла Алексеевна – учительница литературы.
А чтобы окончательно убедить ее в серьезности своих намерений, писатель вырезал из какого-то журнала картинку с одномачтовой парусной яхтой и приклеил на первой странице. То, что яхта не имела никакого отношения к ВМФ, было не важно. Да и времени на поиски других иллюстраций уже не было.
Образ двойки сразу растаял, как исчезает за кормой уплывающий назад берег. Голоса пацанов и чириканье птиц за окном стали тише, а солнце оказалось совсем не летним и не таким уж и теплым. Деревья перестали махать ветками, словно потеряв интерес к персоне писателя. Муха, наверное, все-таки заснула до весны или убилась. Жизнь снова наладилась.
Этот сочинитель не знал, что, наклеив картинку, он как будто поставил печать на документе, обязывающем выполнить написанное. Наверное, что-то в том сентябрьском дне было мистическое, потому что дальше жизнь сочинителя устремилась к военно-морскому флоту. И теперь, если его спрашивали, кем он хотел бы стать, когда вырастет, он уверено, как на строевом смотре, отвечал: «Моряком!»
Ну, моряком так моряком. До окончания школы было еще целых шесть безоблачных лет, за которые столько воды должно было утечь.
Засунув драгоценные листки в портфель, измученный будущий моряк взял курс на родную школу. Странно, но в его походке как будто появилось что-то морское.
А, может, это мешал гвоздь, вылезший из подошвы ботинка, который за лето почему-то стал на размер меньше…
Все прелести корабельной качки
Качка на корабле – отдельная песня. Встречи с ней боятся все, впервые выходящие в море. Их можно понять, неизвестно, как поведет себя организм: справится или опозорит хозяина.
Натуры возвышенные, романтического склада души о качке выражаются приблизительно в таком ключе: «Море качало корабль, как заботливая мать колыбель». Но люди приземленные, а в нашем случае приводненные, им раздраженно возразят: «Какая там еще мать?!»
А затем сами обязательно упомянут чью-то мать, употребляя местоимение «вашу»… При этом непонятно, что имея в виду: то ли обобщенный образ матерей таких горе-романтиков, то ли обращаясь на «вы» к конкретному автору перлов.
И они будут правы. Где мать и где море? Последнему глубоко наплевать, как там себя чувствуют моряки. Это их проблемы, а если кому-то что-то не нравится, пусть гребет отсюда на все четыре стороны.
К счастью (хотя сейчас, кажется, жаль…), нашему кораблю ни разу не довелось попасть в такой шторм, когда нужно усердно молиться. Но волнение до пяти-шести баллов встречалось практически при каждом выходе.
Всегда качало в Бискайском заливе. Как только проходили Ла-Манш, прикрытый от океана Английскими островами, Атлантика спешила напомнить,