Десять заповедей. Вячеслав Сорокин
кому человек отомстил? Тут нет главного момента, ради которого задумывалась месть – подлинного торжества отомстившего: другой не страдает и не осознаёт, что ему отомщено.
Рассматриваемый вместе со своими обстоятельствами, каждый случай убийства неповторим, и различие между отдельными случаями может быть так велико, что логически недопустимо подводить их под то же понятие. Общим основанием, по которому поступок квалифицируется как убийство, служит момент лишения жизни одного человека другим. Но понятие «лишение жизни» само неопределённо и не помогает прояснению дела. Лишают ли жизни при абортах или при эвтаназии? В первом случае полноценной жизни ещё нет, во втором её уже нет. На вой не лишают жизни, но такое лишение жизни не считается убийством. И таких случаев, когда невозможно определить, имеем ли мы дело с убийством, сколько угодно.
Со сходной проблемой столкнулся Э. Дюркгейм при анализе феномена самоубийства («Самоубийство. Социологический этюд»). Случаи лишения людьми жизни самих себя различаются так существенно, что оказывается невозможной классификация таких поступков по единому основанию и подведение их под ту же категорию. Зачастую невозможно решить, имел ли место добровольный или вынужденный уход из жизни. В том случае, если руку самоубийцы направляет не его воля, но обстоятельства, едва ли можно говорить о самоубийстве. Но разве не всегда руку самоубийцы направляют обстоятельства, даже в тех случаях, когда обстоятельства порождают волю к лишению жизни самого себя? Возможно представить себе, что, проанализировав все имевшие место случаи самоубийства, мы не обнаружим ни одного, когда уход из жизни действительно был доброволен, и придётся признать, что самоубийство невозможно как феномен.
Общее имя нивелирует различия, превращая различное в одинаковое. Непохожее становится тем же самым: груша и яблоко – плодом, стихотворение и статуя – произведением искусства. Но к тому же самому иное отношение, чем к различному. Так возникает противоречие, странная неувязка в отношении человека к различному: как к физически различному, но как к одинаковому сообразно понятию. Слово подменяет вещь, дух реагирует на смысл совокупности звуков, на то, для чего нет реального коррелята. «Он убил из ревности». Убил ли он, если руку его направляла не злая воля, но любовь?
Убийство, если в его основании не лежат высокие или низменные мотивы, – поступок морально нейтральный. Мотивы и обстоятельства придают этому – как и всякому другому поступку – положительное или отрицательное моральное содержание. Детей с раннего возраста приучают считать ложь, воровство, непослушание родителям и другие подобные поступки нехорошими и на этом основании недопустимыми, но это внушение не обосновывается убедительно. Связывая с такими понятиями представление о недопустимости поступков, ребёнок связывает его лишь с названием и общими признаками поступка. Есть случаи убийства, вызывающие восхищение своими высокими нравственными мотивами. Если