Любовь до гроба. Алинда Ивлева
Егор заржал раскатисто на весь двор. – Театр абсурда. Что тут вообще творится, мать?
– Придет время, подожди, всему свое время.
– Точно, время разум даёт, так моя мать ишо говаривала, – вставил Демир.
Софии, грудастой медноволосой даме шестидесяти пяти лет, даже её новый терапевт не дал своих лет. Она выглядела на пятьдесят от силы, и даже на пикник вырядилась так, будто едет на конкурс "Самый стильный пенсионер".
Величаво спустилась со ступеней дряхлого дома, словно царская особа из дворца. Очки зеркальные в пол–лица, топ открывающий подтянутый живот, джинсы клеш и сиреневая шуршащая ветровка до талии, бомбер, как говорит молодёжь. Из–под джинсов выглядывают кроссовки белые на платформе. И весь образ завершают неизменные золотые цепи на шее и запястьях.
– Ты как из гарема, там жены, если выходят на рынок, все золото на себя вешают. Вдруг муж решит развестись в её отсутствие, три раза сказал при свидетелях "развод" и все… ушла она в чем была, – Руслан в батиной штормовке по–прежнему сидел под яблоней. Подливал себе "на бруньках" и наблюдал священнодействие. Сбор родных в поездку.
Следом за Софией вышла Людмила.
– Ооо, а это что за "святая грешница"? Ты че платок то напялила, как в паранджу замоталась? – Руслан уже смеялся, согнувшись пополам. – Милка вырядилась, кадила не хватает, или как там эта хреновина, которая с дымом. И креста во все пузо?
– Это у попов, – вставил Егор. – Брат, не гони, она ж и есть монашка, бывшая, правда. Люська, так ты косишь или взаправду веруешь?
– Кто верует – под мужиков не ложится, причём под тех, кто обеты безбрачия дали, и детей не рожают. Где сын твой? Отказался от матери? А че ж с монастыря бежала, только пятки сверкали. Липовая послушница?
– София, когда расскажешь, где твоя пропащая дочь, ребёнка которой ты воспитываешь, то поговорим, – брызнула слюной бывшая монашка. – А ты, Руслан, не богохульствуй. И житие святых перед сном почитай. Демоны тебя одолели, – и окинула семью свою Милочка, мышь серая, взглядом Пестимеи из " Угрюм – реки". Так глянула, что притихли невольно дети, глядя на выражение лиц взрослых.
⠀ Пьяный Руслан прервал зловещую тишину:
– А это че за история? Какой, – он громко икнул, – монастырь?
– Лысая башка, даже я не пью, и ты завязывай, а то потом таскать тебя из газели, в газель, убирать. Ты мой должник, ты меня таскать должен, – Егор подсел к брату, протер широкой ладонью его блестящую лысину, пощупал распухший нос после удара и оглядел с любовью ссадины на щеке Руслана. – Ничего, заживёт. Я тебе, будем ехать, расскажу. Милка ж писала мне, пока я чалился. Там такая история, закачаешься. Помнишь Лешку, ухажера её, так нормальный мужик был, и выпить, и на рыбалку, и в картишки перекинуться. Мужик как мужик. Ну, с деньгами тогда все перебивались. Ну, скажи, в 90– е, кто хорошо жил? Бандиты и воры. Ну, не гляди так сурово. Думаешь, че она мне писала. Нужные связи в конце 90–х были только у меня.
– Ладно, потом расскажешь, в тубзоборону и надо идти. Все уже расселись по автобусам, пока мы тут лясы точим.