Невеста дяди Кости. Leon Rain
тебя! Не слышит Господь, видно, тоже по ночам отдыхает, а вам бы его круглосуточно теребить.
Поставили на ноги, пока никто не бьёт, только голоса радостные, чужие, что бормочут, не понять. Ну конечно, рады, что русского в плен утащили. Как же мешает мешок на голове дышать и видеть! А может, лучше и не видеть? Пусть бы так и пристрелили: пока тряпка на голове, не так страшно. Господи, это они наверняка смеются, как я здесь дрожу перед ними, солдат непобедимой Красной армии, да ещё и с обмоченными штанами, ведь так и не пошёл замывать, в надежде, что назавтра в атаке всё одно погибать. А оно вон как вышло, к врагу в плен попал, да ещё и в таких штанах. Плевать на вчерашнее, кажется, мне и сегодняшнего хватит. Господи! Ну где же ты? Где?
Сдёрнули мешок с головы, сразу свет по глазам ударил, хоть и не такие яркие лампы в блиндаже. Сгрудились вокруг, смотрят с любопытством. Вроде люди как люди, без клыков и без хвостов.
– Рус, тринк.
Вода, Господи, как хорошо, ведь пересох весь от страха. Никто не бьёт, ждут, наверное, когда напьюсь.
– Как тьебья зовут, сольдат?
Что сказать? Врать или правду говорить? Если совру, то как они смогут проверить? Или лучше правду? Ведь если уличат, что вру, то наверняка расстреляют?
– Говорьить! Ньет мольчать!
– Трошин Константин.
– Номер твой дивизия? Кто твой командир?
Что же делать дальше? По уставу выдавший хоть что-то врагу уже предатель. Значит, сообщив свои имя и фамилию, уже предал Родину? А что будет, если промолчу? Ну не для того же они рисковали группой, чтобы похитить, а потом наслаждаться игрой в молчанку. Они выбьют всё, что знаю и не знаю. Боже, как страшно. А что будет, если просто сообщу им название своей воинской части и имя своего взводного? А даже если и особиста? Что изменится? Нужно рассказывать, разве знание ими номера воинской части и имени командира как-то могут повлиять на исход войны? Они всё равно завтра всё там уничтожат, но тогда я смогу выжить. А смогу ли? Они ничего не обещают и ничего не говорят, только этот немец задаёт вопросы на ломаном русском. Что они с меня хотят, ведь я ничего не знаю, я всего два дня на позициях, дальше своего окопа и кухни никуда не ходил. Ах да, один раз в атаку, добежал до первой воронки и там отсиделся. Что я могу знать?
– Сколько тяжёлий пушка есть в твой дивизия? Сколько лёгкий?
Господи, ну что им сказать? Если скажу, что не знаю, начнут бить, думая, что вру. Если скажу, что нет таких, тоже не поверят. Сколько же может быть пушек? Была не была, только бы не ляпнуть чего-нибудь такого, за что сразу убьют.
– Было шесть тяжёлых, и ещё две привезли вчера. А лёгких – штук пятнадцать.
Что я несу? Какие тяжёлые, какие лёгкие, я ведь их в глаза не видел! Слышать, конечно, слышал, но кто ж меня из окопов отпустил бы смотреть пушки, да ещё и сравнивать их технические характеристики?
– Какие пушки?
– Да я в них не понимаю!
Вспышка. Какая дикая боль!
– Смотреть мне в глаза. Не врать! Какие пушки?
– Лёгкие