VHS. Леба Вафельникова
дуешь;
– без лукавства – немыслимо крупный пузырь, обожжённый в печи для стекла;
и он всей своей крупностью (цельный внезапно – вот отличье от круп,
что понятно бы было, слова раз похожи) пускает, (отпу-), выпускает —
отпускает устройство в твоей руке; – ты остаёшься на месте,
губы так и застыли вулканом, крадущимся вслед пузырю,
ты внимательно смотришь – что в этот момент происходит?
ты внимательно смотришь и ждёшь, что теперь происходит
и как это изменит пространство. Пузырь поднимается выше,
и ещё, и вращается в искрах, возможно, касаясь
потолка бурой арки, в которую прямо и без ухищрений заправил —
я бы даже сказала не так, не заправил; вот слово точней – подоткнул —
кто-то важный сюда этой площади край:
и так – аккуратнее, тише; и так – всё сочится порядком,
будто не было тех виноградин, которые в спешке
или из-за неряшливо-
сти растоптали поверх кладки го-
сти самых древних царей. Поверх каменной кладки разгладили – ох, про-
сти нас, хозяин! – гроздей пять, не меньше (бордовых, хрустящих, без косточек).
Я люблю здесь гулять; хотя – я ненавижу
здесь гулять; слишком много – я помню, как в детстве бесстыдно
(и ещё раз, и снова) всех водят на площадь и в храмы, как будто специально
подгадав время так, что мучительно скучно
суждено стать,
поскольку неясными – кем? – для кого-то, непонятно когда, и как долго, как страстно —
вообще страстно ли? – обволакивать холм за холмом
кто-то выстелил дуги брусчатки, дразнящей всё сущее,
будто вязаный свитер, плед либо – из шерсти,
от которой так чешется шея, так чешутся пальцы, безумеют рёбра;
каждый сгиб тоже чешется, родинки чешутся – чешутся веки,
и лицо, и ушей мочки чешутся – даже внутри
то ли лёгкое, то ли желудок – всё ёжится; сыпясь, зудит и шипит; —
вот и наш с тобой город
испокон веков тянется сделать хоть что-то,
но бессилен и стонет.
(ты слышишь ли?) Время – за то время, друг другу что мы улыбаемся,
мы, сбавив шаг до нуля здесь, как будто задумавшись
об ушедшем, – привычно всей аркой смотрел город тихо
на тебя и устройство в твоих пальцах, тихих и сдержанных;
Он молчал и смотрел, как в ветрах пузырятся шары вроде ёлочных, —
а они рассыпались на искры и блёстки, впритык вспрыгнув к арочной
полукруглости свода.
Как на диско-, – я жёлто сквозь смех промурлыкала, – теке?
Шар, как в клубе на танцах? – мурлыкая, плавно
я скрутилась, желтея, в усатую мягкость, полоски на мехе.
Беззвучно и точно
изогнулись шаги мои, и ветер замер.
Замер, замерло всё остальное и блики
на летящих планетах из жидкого мыла;
как лимон, я лежу, всё сложив поудобней – локти, ноги, запястья, тень, шрамы и когти –
под тепло своего же урчащего тела. Такое
может длиться вот столько,