Сумеречный Фронтир. Никита Баранов
почти сразу открыла Амелита – молодая гренуанка, которую отец приобрёл всего несколько месяцев назад. Девушка читала какой-то скабрезный роман в гостиной, а потому сразу же подошла на стук. Она совершила скромный, слегка топорный ахариамский реверанс, которому едва научилась, и, впустив меня, отправилась будить всех домашних.
Я повесил куртку на вешалку и прошёлся по дорогому дубовому половому настилу гостиной. Большое помещение напоминало скорее приёмную во дворце, потому что отец хотел, чтобы каждый посетитель этого дома сразу узнавал о достатке его владельца. По всем крашеным золотом стенам висели пейзажи и натюрморты известных художников нашего времени и времени прошедшего. По периметру стояло несколько мягких бежевых диванов со стеклянными журнальными столиками возле пышных подлокотников, на каждом из которых стоял тройной подсвечник с зажжёнными свечами. С потолка прямо над огромным абра'фальским ковром с высоченным ворсом свисала хрустальная люстра, стоившая целое состояние. Конечно, зажигалась она лишь на запланированных приёмах, потому что это было довольно сложное дело: подставить лестницу, поднести тлеющий огарок к семидесяти небольшим восковым лампам, при этом не оставив на хрустале ни единого жирного отпечатка пальцев.
А в прямо противоположной от входа стороне возвышалась величественная лестница с резными перилами, ведущая на второй этаж, по бокам которой терялись в этой красоте двери в иные части поместья.
На одном из диванов лежала книга, которую читала Амелита. "Двенадцать рыжих жеребцов" – прочитал я название. О, великие боги, война с северянами – ещё не самое страшное, что может с нами случиться. Книжные эротические фантазии о дюжине рыжеволосых мужчин, то по очереди, то разом ублажающих героиню романа – вот, что может уничтожить наше королевство изнутри.
Первой спустилась мать. Сандра Веллер, эпатажная, манерная, очень скандальная женщина, которая вложила в моё воспитание сил чуть менее, чем нисколько, но всё же остающаяся моей матерью, за что я её по умолчанию люблю. Мама не стала наводить марафет или переодеваться, и вышла меня встречать в одной ночнушке – белой рубахе с длинными рукавами от шеи и до самых щиколоток, даже не сняв со своих рыжих вьющихся локонов чепчик. Она сделала вид, что очень-преочень рада меня видеть: подбежала ко мне, словно не видела сотню лет, встала на цыпочки, крепко обняла и зацеловала всё лицо. Я, конечно, не любитель подобных проявлений нежности, но всё-таки ответил сдержанным поцелуем в лоб и формальным объятьем. Закончив с приветствиями, мама усадила меня на один из диванов и сходу задала вопрос:
– Тебя там хоть хорошо кормили? Щёки, я смотрю, наел себе хорошие!
– Да, маменька, кормили хорошо. Не очень вкусно, но сытно и питательно. Прости, что так поздно, но у меня в лагере произошёл один инцидент, из-за которого пришлось днём задержаться. А завтра у меня уже отбытие, и времени оставалось немного, так что…
– Ой, да ничего страшного, – махнула рукой мама и повысила