Боевой 1918 год. Комбриг. Владислав Конюшевский
чем Сталин. Личинка, так сказать, того Иосифа Виссарионовича, что был известен всему миру. Может, что-то и получится. И кстати… – От внезапно пришедшей мысли я аж привстал. – А ты не можешь его… ну, как Троцкого?
Тут Седой смущенно закряхтел и потупился. Заинтересовавшись сей метаморфозой, я затребовал объяснений, и выяснилось, что буйствующий в Финляндии (и даже немного в Норвегии) «Лев революции» в последнее время ведет себя несколько предосудительно. А проще говоря – крыша периодически едет у ответственного товарища. И Жилин считает, что это результат его воздействия. Поэтому, если мы не хотим получить невменяемого Иосифа Виссарионовича, то игр с мозгами лучше все-таки не допускать.
Представив себе «отца народов» с потекшей крышей, я, передернувшись всем телом, быстренько согласился с собеседником о недопустимости экспериментов над данной фигурой. Он и так особой мягкостью не отличается, а если различные мании и фобии разыграются, то хоть свет туши!
Потом мы поговорили о будущей работе Фрунзе, и тут я неожиданно вспомнил:
– Слушай, есть одна непонятность. Вот помню, в детстве фильм смотрел. Там еще паренек душевно песню пел про Лизавету…
Жилин кивнул:
– Знаю такой. «Александр Пархоменко» называется. А что?
Я удивленно поднял брови:
– Тот самый Пархоменко? Который Александр Яковлевич? Командующий Луганской группой войск? Блин, не знал, что этот фильм был про него. Хороший мужик… Мы с ним у Матюшина как-то встречались… Ну так вот – в фильме был показан Ворошилов. Причем показан каким-то достаточно крупным военачальником. А тут он в Москве, на непонятной должности. Это как так получается? Из-за различия миров?
Иван на секунду задумался:
– Скорее всего. Я точно не помню, как там с ним было в нашей реальности, только здесь он в декабре семнадцатого подхватил воспаление легких. И чуть очухавшись, прицепом еще тифом заболел. Насколько знаю, почти полгода в себя приходил. А чего ты им заинтересовался?
Подумав, я ответил:
– Да просто думаю, не зря же он у нас дорос до наркома обороны? Какой там нарком получился, это дело десятое. Главное, что мозги в наличии были. Вот и соображаю – может быть, его имеет смысл с собой забрать? Чего ему в столице штаны просиживать? Не покажет себя – обратно отошлю. Ну а покажет… нам ведь месяца через два-три в Малороссию идти. А он тамошний люд знает. М-да…
Видя, что собеседник замялся, Седой поинтересовался:
– Чего замолк?
Я ухмыльнулся:
– Да прикинул, что если он с нами поедет, то ему часы отдать придется. Ну и пистолетик тоже. Чтобы не обижался…
Собеседник удивился:
– Какие часы?
Пришлось рассказать про чендиевскую запредельную любовь к трофеям. Немного поржали. Потом опять перешли к делу. Подкорректировали некоторые планы на будущее. Между делом я поинтересовался, как там обстоят дела у союзников на западном фронте. Ведь в нашей истории, по общепринятому мнению, выход России из войны сильно воодушевил немцев, и в результате этой «блистательной победы» они продержались месяца