Ваше женское здоровье. Новый подход к лечению от французского гинеколога. Светлана Герасёва
мечтал, чтобы я стал врачом. Даже не так: он долго лелеял мысль о том, что его дети так или иначе свяжут свою жизнь с медициной. Почему? Когда-то в молодости он сам не смог поступить на медфакультет, потому как длительный процесс получения образования предполагал наличие финансовой подушки. Для его родителей это было непозволительной роскошью. Зато желание полностью реализовалось в следующем поколении – из нас, четверых детей, двое стали врачами и двое – фармацевтами. Пиетет моего отца перед «Доктором, Который Лечит» был совершенно безусловным. Когда дома кто-то заболевал и мы ожидали визит медика, атмосфера совершенно менялась, и врач с первых минут окунался в атмосферу почтения, достойную президента Республики. Это было сродни торжеству ученой мысли над болезнью, победе слова науки над человеческой немощью.
В 12 лет мне стало очевидно, что я сделаюсь врачом. Учиться предстояло долго – семь лет, чтобы стать врачом общего профиля, и еще четыре года для более узкой специализации. После первых лекций я решил, что стану либо психиатром, либо педиатром. Мне казалось, что психика – главная составляющая здоровья человека, и я хотел быть причастным к этой магии. А педиатрия… Это необъяснимо: я просто всегда боготворил детей.
Моей первой профессиональной стажировкой стала работа в парижской психиатрической больнице, Госпитале Святой Анны. Помню ужасное потрясение первого дня: в одной длиннющей палате, похожей на амбар, столо 50 коек. И каждая была пристанищем безумца. Нельзя сказать, что сумасшедшие спокойненько сидели на кроватях. Совсем нет – одни истошно вопили, другие ходили кругами, третьи просто бродили, не понимая, где они, натыкаясь на стены. Речь шла не о пациентах, которым могли помочь курс антидепрессантов и беседы. Мне предстояло иметь дело с тяжелобольными людьми. В амбар вели две огромные двери, которые нужно было открывать специальными ключами, чтобы никто не сбежал. Все это походило на лечебницу XIX века. Конечно, сейчас психиатрические лечебницы выглядят совершенно по-другому. Но те шесть месяцев, на протяжении которых я каждый день проводил в атмосфере апокалипсиса, излечили меня от навязчивого желания заниматься психотерапией, хотя я до сих пор считаю эту специальность крайне необходимой. Но тогда шок поразил неокрепшего юного медика, и я решил: «Все что угодно, но только не это!»
Вторая стажировка проходила в той же психиатрической больнице, но только в отделении хирургии. Мне предлагалось извлекать из несчастных безумных тел то, что они глотали. Например, мячики, ручки, крючки для вязания и всевозможные столовые приборы. Несмотря на каверзность некоторых случаев, этот опыт был необычайно познавательным. Я понял, что могу выступать даже в качестве хирурга.
Дальше я учился с полной уверенностью, что стану педиатром или займусь детской хирургией. Семь лет обучения на общем потоке заканчивались обязательным годом военной службы. Его я провел в заморском французском департаменте, на чудном острове Мартиника. Я, энергичный и молодой 23-летний парень, решал мелкие проблемы населения,