Последний поезд на Ки-Уэст. Шанель Клитон
смотреть на мужчину, сидящего напротив. С тех пор как он сел в поезд, эта полуулыбка – первое подобие человеческого чувства, которое мне удалось увидеть на его лице. И тем не менее…
Он не поднимает взгляда от газеты.
Что там такого интересного в этих старых пыльных страницах?
– Пойду проверю, может, в тамбуре обзор лучше, – объявляет Студентик.
Я отпускаю его небрежным взмахом руки, он – легкая добыча. Теперь мое внимание полностью приковано к мужчине в сером костюме, искушение слишком велико, чтобы его игнорировать. Путешествие почти подошло к концу. Он должен поднять глаза.
Я наклоняюсь и легко толкаю книгу, лежащую у меня на коленях – я и не думаю скрывать свои намерения.
Книга со стуком падает на пол.
Какой-то звук, очень похожий на вздох, слышится со стороны мужчины в сером костюме.
Я жду.
Он шевелится и, распрямляя крупное тело, наклоняется, чтобы поднять оброненную мной книгу. Я перемещаюсь на сиденье и подаюсь вперед точно в тот момент, когда он начинает выпрямляться, – я отлично знаю, что сейчас впечатляющее декольте моего плотно облегающего платья окажется прямо на линии его взгляда.
Он издает звук – нечто среднее между резким вдохом и бормотаньем, и я усмехаюсь.
Серый Костюм молча протягивает мне роман Патриции Вентворт.
У него глаза красивого темно-карего цвета и коротко подстриженные светлые волосы, местами каштановые и, пожалуй, чуть стального оттенка. Ему, должно быть, не меньше тридцати. Красавцем его не назовешь, но у него военная выправка и ровная квадратная челюсть.
– Я ждала, когда вы меня заметите, – с придыханием говорю я, хлопая ресницами и пытаясь придать щекам соответствующий румянец – увы, теряю навыки. Эта Депрессия катком проехалась по моей светской жизни, и сноровка у меня уже не та, как в ту пору, когда мужчины роились вокруг и угождали мне во всем.
Серый Костюм не отвечает, но слегка выпрямляется на сиденье и упирается в меня взглядом.
– Вы меня не заметили? – спрашиваю я.
У него дергаются губы.
– Конечно, заметил.
Еще один взмах ресниц.
– И что именно вы заметили?
– Что от вас могут быть неприятности, – фыркает он.
Я жду продолжения. По опыту знаю, что большинство мужчин не против неприятностей, что бы они там ни говорили. В этом вопросе я, если можно так выразиться, профессор.
Он не отвечает, и тогда я наклоняюсь ближе, обдавая его ароматом своих французских духов – последними их каплями, которые я разбавила водой, чтобы они еще чуть-чуть продержались.
– И как вы относитесь к неприятностям?
– У меня нет для них времени, – усмехается он. – Тем более – для несовершеннолетних.
– Мне двадцать три.
– И я о том же.
– А вам сколько лет? – вопрошаю я.
– Гораздо больше двадцати трех. У меня нет времени на избалованных девиц, в которых праздности больше, чем здравого смысла, –