Дедушка Х. Александр Трешкур

      вода ныряет в воду

      здесь так заведено

      небесному народу

      фруктовое вино

      и зёрна на закуску

      во избежанье трат

      свет был полоской узкой

      до самого утра

      не понять чего ради

      стали ангелов грабить

      их спасая на грани

      между адом и летом

      погибает иуда:

      не желающий чуда

      он последней минутой

      искупает столетья

      тело знало бег и шаг

      оно лопнуло от пыли.

      хоть и с толком не спеша

      его мыли – не отмыли.

      неторопкая душа

      в нём застряла как в запруде

      и не стоит ни гроша

      только кто её забудет

      где-то там за горизонтом

      в пузырьке гуляет йод

      в царстве сумрачном и сонном

      ищет счастье гезиод

      где-то там летают кони

      и собаки и слоны

      я спокоен я спокоен

      мне бы только до луны

      добежать доплыть доехать

      мне бы только долететь

      я бы умер там от смеха

      и не повторился впредь

      звёзды вылезут из клеток.

      пироги заговорят.

      бог уснёт. замёрзнет лето

      снег пойдёт на всех подряд.

      поплывут по небу мысли

      из далёкой стороны…

      знать бы: их бояться, крыс ли,

      человеков озорных?

      каково собаке в собаках

      рыбе в рыбах и птице в птицах –

      знать не знает она, но хочет

      чтобы чудо могло случиться

      и несчастные говорили

      на её языке невнятном,

      хлеб купили, обед сварили,

      отстирали на платье пятна

      нет он не бог и никогда им не был

      и не хотел им быть, предполагая

      что знание даётся не для страха

      или печали, но для состраданья.

      он птицей был ночной и человеком

      при этом оставался, ибо время

      сойдясь с его молчаньем стало словом –

      единственным из всех возможных ныне

      были дыры от уколов,

      было много самых разных

      мужиков и девок голых –

      только не было соблазна.

      эти были теми, эти –

      были, но не теми, были

      злой травой деревья, дети

      неродившиеся – пылью,

      а родившиеся стали

      пеплом или просто болью.

      горы пели: «das ist alles!»

      возражали птицы: «ой ли?»

      в ворота времени не всякий

      проходит