Самый заурядный попаданец в гоблина. Сергей Валентинович Хабаров
выдавать себя или нет, так как достаточно быстро спрятался и был уверен, что его не увидели, но всё за него решила Умка. Она наполовину вылезла в оконный проём, размахивая руками и укая на всю округу. Естественно, их заметили и двинулись в сторону дома. Пётр на всякий случай утянул обратно свою спутницу. Мало ли что, может, эти ребята сначала стреляют, и только потом задают вопросы.
– О моя подслеповатая mon chéri, – доносился голос, говоривший на французском, тянущий одновременно и гласные, и согласные, – я говорю, что видел то, что видел. Мои глаза меня не подводят.
– Ещё раз меня так назовёшь, и я проломлю череп тебе этой дубиной, извращенец, – ответили ему тоже на французском, но с более рычащими интонациями.
Пётр, в свою очередь, когда ещё был зелен и молод, ходил не на рыболовном, а на торговом корабле, а чтобы не ударить в грязь и не опозорить великую родину, старательно изучал языки. На французском он мог не то что разговаривать, но спокойно понимал, ещё он неплохо знал английский и чуть хуже немецкий. Аборигены, определённо, говорили на какой-то разновидности французского, а если учесть, как сильно искажали слова, то создавалось ощущение, будто англичанин женился на француженке, у них родился ребёнок, но родители сами не определились, на каком языке будет говорить их чадо, поэтому учили его сразу двум языкам. А потом это чадо выросло и, с его слов, немец написал учебник французского языка. То есть какое-то дикое месиво французских, английских и чуть-чуть немецких слов.
– Ma joie, если это сделаешь ты, то я буду не против умереть от такой чаровницы.
– Я буду просить, чтобы тебя со мной больше в отдельный отряд не ставили.
– Это тебя не спасёт. Я уже околдован твоими чарами и буду преследовать тебя даже на краю этой проклятой земли.
– Du meine Güte – с явным немецким акцентом простонали в ответ – держите меня, я сейчас его покусаю.
– Фрау Марта, успокойся, пожалуйста, разве не видишь? Он же этого и добивается. Луи, Рафнийская твоя морда, ты можешь вести себя как угодно, но только в периметре. Тебе себя не жалко, так о нас подумай.
– Но как иначе? Сегодня я увидел то, чего не может быть: прекрасная ночная эльфийка в обнимку с гоблином. Это разве не знаки судьбы, что нужно отбросить все страхи и предрассудки? Пора начать действовать и, наконец, признаться в своих чувствах. А вдруг завтра апокалипсис и весь мир рухнет?
– Это Дикарка что ли прекрасна? – задал вопрос третий голос.
– Да не обращай внимание, у него все, кому можно засадить, прекрасные, – сказал четвёртый.
– Ты эти знаки повсюду видишь и поэтому признаёшься в любви всем особям женского пола. Готова поспорить, ты и к придурочной Дикарке готов приставать, – хмыкнула, по-видимому, Марта, хотя Пётр женщин в отряде не разглядел.
– А может тебе показалось? О чём можно говорить с гоблином? У них же одно на уме постоянно. Убить и сожрать, а если ты самка, то увести и насиловать, пока жива.
– Прям как Луи, хе-хе, – пробасила Марта. А потом её голос стал