Самый заурядный попаданец в гоблина. Сергей Валентинович Хабаров
легко можно согнуть подковы.
– Не так я себе представлял потусторонний мир, – сказал закоренелый атеист.
Пётр продолжил изучать себя: он был бос и гол, на кривых, но мускулистых ногах стояло вполне мощное туловище, даже кубики пресса на животе были видны. Это его немного обрадовало: даже в лучшие годы у него не было таких мышц. Продолжив изучать самого себя, он коснулся лица, и вот тут радость уже схлынула: нос длинный, хотя нет, не так, ДЛИННЫЙ, сантиметров десять и остроконечный, припадал к сильно выступающей челюсти. Пётр ощерился, и его улыбка оголила челюсть до жевательных зубов. От удивления он открыл рот, или вернее будет сказать: пасть открылась градусов на семьдесят, как у собаки. В довершение ко всему из не менее лохматой головы, чем у его спутницы, в стороны торчали два здоровых остроконечных уха. Мало того, что не человек, так ещё и лопоухость последней стадии в придачу.
– Да что же это делается-то, а? Морского дьявола мне в попутчики, куда же меня занесло? Кто я? – последний вопрос он задал полоумной бомжихе-великанше.
Та, мыча, подбежала к нему и стала помогать подняться. Петру уже стали закрадываться сомнения: это не она большая, а он маленький. Высота окна ему была по шею, а женщине была бы в самый раз. Разница в росте между ними составляла сантиметров тридцать. Пётр стал с любопытством изучать Дикарку, та уже успела обрядиться в какие-то лохмотья и, видимо, уходить не спешила. Он последовал её примеру и натянул на себя чьи-то валяющиеся штаны, больше походящие на половую тряпку. По-видимому, их носил бывший обладатель этого тела.
– Ты кто? – задал, наверное, самый дурацкий вопрос Пётр. Откровенно говоря, он сам не понимал, на каком языке он разговаривает и язык ли это вообще.
– Ума мума м-м-м-м, – ожидаемо замычала полоумная.
– Ну понятно. Буду звать тебя Умка, – Пётр произнёс эти слова и остался недоволен: вместо слов шла сплошная тарабарщина.
– У-у-у, м-м-м, к-к-к, – вытягивал по буквам Пётр, и кое-что у него получалось. Если не отвлекаться, то у него получалось произносить отдельные буквы.
– УМК? – повторила аборигенка.
– Угу, – кивнул Пётр, трогая Умку за плечо, – УМ-КА.
– Умка, – повторила аборигенка.
– П-Ё-Т-Р-Р-Р, – взяв Умку за руку, он приложил её к себе.
– Сталин, – совершенно по-русски произнесла Умка. Я аж на месте подпрыгнул.
– В-Т-О-Р-И?! – проговаривать русские буквы было очень сложно, чуть отвлекаешься – и опять идёт тарабарщина.
– М-М-М, – испуганно замычала Умка, пытаясь закрыться от меня руками.
– В-Т-О-Р-И, – «П» просто не выговаривалась, и я просил её повторить так, как мог.
Ничего не получалось, это был просто разговор глухого с немым. Потом меня осенила идея.
– У-М-К, – приложил Пётр ладонь к плечу девушки.
– Умк? – спросила Умка, трогая себя за плечо. Наверное, она подумала, что так называется плечо.
– У-М-К-А, – утвердительно закивал я, тыкая её пальцем в грудь.
Потом взял её руку,