Супервольф. Михаил Ишков
можно объяснить человеку, зараженному этой болезнью?
М-да, были постельные сцены, был Берлин, была гостиница, были матросы, знамя, напоминающее пролетарский член, но была любовь. Пусть между нами не было согласия по самому существенному, или самому пустяковому – кто разберет? – вопросу, регистрироваться или не регистрироваться, но между нами было много любви и согласия.
В таком случае, что такое согласие?
Кто смог бы объяснить это просто и кратко? Кто смог бы постичь его мысленно, чтобы ясно рассказать об этом?
Когда мы рассуждаем о согласии, мы, конечно, понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое согласие; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю. По какому-то конкретному вопросу я могу сказать – «мы договорились», «мы сошлись на том-то и том-то», но стоит только спросить – ты уверен, что все вопросы уже решены? – я умолкаю.
Что касается Ханны, дело было значительно проще.
После краткой, но решительной отповеди колеблющемуся мелкобуржуазному спецу она призналась, что ездила в Мюнхен, куда отвезла партийные документы. Моя Ханна – моя здравомыслящая, приземленная Ханни! – похвалилась тем, что у нее неплохо получается роль секретного курьера. Она выглядит как настоящая буржуазная дама.
– Только никому об этом ни слова! – спохватилась она.
Этим предупреждением она вконец добила меня. Я вспомнил вежливых пьяных матросов в Гамбурге и ужаснулся.
– Как ты могла?
– Я – член партии!
– Я не о том. Как ты могла не предупредить меня?! Если бы с тобой что-нибудь случилось?
– Ничего со мной не случится, – она улыбнулась. – Я же чувствую, ты заботишься обо мне.
– Да, конечно, – смутился я. – Но все-таки ты женщина. Мало ли…
– Меня охранял Гюнтер.
– Хорош охранник! Без рук!
– Ты не знаешь Гюнтера. Те, кто охотятся за нами, тоже не знают. Кроме разве что твоего дружка.
– Какого дружка?
– Вилли Вайскруфта. Я встретила его в Мюнхене. Случайно, после выполнения задания, когда я передала документы и мне уже ничего не грозило. Он поинтересовался, что я делаю в Мюнхене. Я ответила, что у меня здесь тетка. Она просила сшить ей платье.
– Это правда?
– Насчет тетки?
– Да.
Я перевел дух. Прикинул: Вилли обладает данными ясновидца и откровенную ложь улавливает сразу.
– Послушай, Ханни. В следующий раз ты обязательно предупредишь меня. Я, к сожалению, не могу сопровождать тебя, у меня выступления и я не умею обращаться с оружием, но помочь тебе я постараюсь.
Она задумалась.
– Я должна сообщить об этом Тони. Он доложит наверх.
– Никому сообщать не надо.
Ханни взгромоздилась на меня, овладела мною. Такого рода агитация пришлась мне по вкусу.
– Послушайте, товарищ Мессинг! У те-бя нет-т-т ни-как-к-ко-го по-ня-ти-я о то-м-м-м, что су-щест-ву-ет