Воскресший гарнизон. Богдан Сушинский
в том и заключалась, что как только при нем затевался какой-либо интересовавший его диалог, он сразу же превращался в безмолвного сфинкса, невозмутимо хранившего и свои тайны, и свое мнение, и столь же невозмутимо поглощающего тайны и мнения важных для него людей. И тут уж со временем сэр Черчилль не считался. Он поступал с ним, как опытный ростовщик, знавший, что любые его расходы в конечном итоге неминуемо окупятся.
– Мои агенты несколько раз пытались получить хоть какие-то достоверные, неоспоримые факты существования этого самого Тайного Правительства Земли, – уклончиво ответил генерал, но всякий раз убеждались, что такового в природе не существует.
– Именно поэтому, сэр, существование его настолько очевидно, что не подлежит никакому сомнению.
– Потрудитесь объяснить, мистер Критс, что вы имеете в виду, – жестко потребовал генерал, явно чувствуя себя оскорбленным.
– Просто всякий раз ваших агентов подпускали к этой правящей элите планеты ровно настолько, насколько это было выгодно самой… правящей элите. После чего они получали первое и последнее предупреждение. Однако мы отвлеклись. Так вот, в отличие от масонских, наша организация будет действовать только в интересах Великобритании, возрождая ее в ипостаси могущественнейшей империи. При этом она должна творчески осмысливать и использовать лучшие достижения всех стран, режимов, философий и идеологий.
17
Фотографии… Целая пачка фотографий, которые Софья Жерницкая сумела заказать специально для Отшельника.
Уже после того, как Орест успел написать около четырех десятков своих иконок «Святой Девы Марии Подольской» и несколько светских полотен, Софья откровенно нацелилась на то, чтобы он создал картину, достойную не только экспозиций в художественных музеях Одессы, Москвы и Петербурга, но и «… скромного местечка в Лувре».
Приняв это решение – «о местечке в Лувре», Софья извлекла из потайной полочки секретера заветную пачку снимков, на которых она была снята нагой в самых изысканных позах – в постели, на берегу моря, на лужайке, в саду под розовой вуалью, и решительно разложила перед своим Великим Мастером.
– Всматривайтесь в эти фигуры, Орест. – Несмотря на всю постельную близость с Гордашем, она по-прежнему обращалась к нему на «вы», подчеркивая таким образом, что никакая «постель» не способна стереть в ее восприятии величие таланта этого Мастера. Ничто не способно свести поклонение «долгодевствующей дщери» перед истинным талантом ее творческого избранника – к некоей житейской обыденности.
– Всматриваюсь, – легкомысленно заверил ее Орест, – и что?
– Пока что вы проникаетесь этими видениями только зрительно, а нужно – фантазиями. В них вы найдете не только сексуально-творческое возбуждение, но и свою художественную натуру. Забудьте, что на снимке перед вами Жерницкая, представляйте, что на самом деле вам выпало любоваться какой-нибудь восточной княжной. И воспроизводите ее фигуру на своих полотнах. Фантазируя, безудержно воспроизводите,