Баба Нюра. Владимир Чакин
спиной в стену узкой прихожей.
– Зажгите свет! – приказал тот же голос, на этот раз уже громко и не таясь.
– Свет? Погодите, погодите, я сейчас, – Пантелеймон суетливо шарил правой рукой на маленькой полочке в углу напротив двери, наконец, черкнул спичкой и запалил фитиль керосиновой лампы, навесил на неё стеклянный узкий колпак.
– У нас тут перебои со светом, мы керосином пользуемся, – пояснил он заискивающим тоном, вглядываясь в лица непрошеных ночных гостей.
– Ну что, Корнюшин, допрыгался? – весело произнёс первый из вошедших, мужчина с вытянутым жестким лицом. При этих словах его длинный, свёрнутый набок нос забавно выделывал замысловатые выкрутасы в такт движению губ, а мелкие свинячьи глазки, наоборот, застыли на лице в полной неподвижности, как замороженные. Вошедший смотрел вроде бы на Пантелеймона, но тому казалось, что этот взгляд как будто скользит мимо и упирается в точку где-то над правым ухом.
– Мы – к вам. Вот ордер на обыск, – носатый товарищ показал Пантелеймону и тут же убрал в карман клочок желтоватой бумаги. А это понятой, гражданин Сидоренко Петр Иванович, так?
Петро шмыгнул носом и торопливо пригладил рукой остатки белесых волос на круглой, крупной голове. Он был спросонья, его вытащили из постели среди ночи, и чувствовал он себя явно не в своей тарелке, в отличие от трёх остальных непрошенных гостей, которые по-хозяйски осматривались вокруг, оценивая фронт предстоящей работы.
Вторым из гостей был плотный мужчина с габаритами платяного шкафа. Он почему-то сразу, как зашел, взял в руки лежащий в углу под вешалкой Иришкин школьный портфель и ощупывал его с задумчивым видом. Третьим был молоденький парнишка с упрямо сжатыми губами. Всех троих Пантелеймон машинально про себя так и окрестил – Носатый, Шкаф и Шкет.
– Хозяева и понятой – в комнату, начнём с кухни и прихожей, умывальник проверьте – командовал Носатый, распределяя обязанности между вошедшими. Шкафу досталась прихожая, доходяге Шкету – умывальник, сам Носатый прошел на кухню и тут же загремел посудой, по-видимому, выискивая тарелки с двойным дном.
Пантелеймон по-настоящему испугаться еще не успел – как-то обыденно всё пока выглядело. Будто так и должно быть, чтобы заполночь приходили в дом посторонние люди и с шутками-прибаутками начинали переворачивать вверх дном твою квартиру, вежливо предупредив хозяина, что вообще-то они за ним, а это так, чтобы совсем уж невежливо не получилось – пришли, забрали, ушли. Он уже, конечно, слышал от людей о таких зловещих ночных визитах, которые участились по городу этим летом. Чекисты недели две тому назад побывали в соседнем доме, перевернули все вверх дном в одной из квартир на пятом этаже и, уходя, забрали с собой хозяина. Потом слух прошел, мол, работал арестованный жилец инженером на военном заводе и, сволочь, устроил диверсию прямо в своем цеху – повредил дорогостоящий иностранный станок. С этим инженером всё было ясно – враг народа, вредитель, пособник мирового империализма, туда ему и дорога, собаке – собачья