Папуля. Эмма Клайн
автоматические двери. Элис задержалась на разделительной полосе, окинула взглядом машины, снова достала телефон. Братишка прислал сообщение: Скучаю. И смайлик. Он ни разу не выезжал за пределы родного штата – при этой мысли у Элис почему-то щемило сердце.
На стоянку въехал песочного цвета седан и не остановился на свободном месте, а лишь чуть замедлил ход, и Элис сразу поняла: он.
Элис по-дурацки махнула, и он подъехал. Стекло впереди справа было опущено, и Элис разглядела его лицо, но ей пришлось нагнуться, чтобы встретиться с ним глазами. Неприметный, в брюках цвета хаки и флиске с воротом на молнии. Наверное, женат, подумала Элис, хоть кольца у него и не было. В письмах он подписывался «Марк», но, судя по адресу, звали его Брайан – то ли не умел, то ли не хотел шифроваться.
В машине было на первый взгляд чисто, но на заднем сиденье Элис заметила ворох одежды, посылочную коробку, груду банок из-под газировки. Должно быть, он здесь и ночует, в машине. Он, казалось, спешил, хотя куда спешить, если оба приехали заранее? Вздохнул, будто ему самому неловко. У Элис в руках был бумажный пакет, а в нем другой, полиэтиленовый, с бельем.
– Как лучше… – Она протянула пакет.
– Садись. – Он распахнул переднюю дверь. – На секундочку.
Элис заколебалась, но лишь ненадолго, и скользнула на сиденье, захлопнув за собой дверь. Кому придет в голову ее похитить средь бела дня, в четыре часа, прямо с людной автостоянки?
– Вот так, – сказал он, когда Элис села рядом; теперь он казался довольным. Руки его ненадолго опустились на руль, но тут же зависли в воздухе. Он словно боялся поднять на нее взгляд.
Элис представила, как будет в субботу рассказывать про это Уне. Как обычно – опишет его старым и безобразным, сдобрит все толикой презрения и удивления. Они с Уной привыкли делиться такими историями, приправляя их юмором, – жизнь в их рассказах представала чередой случаев, не оставлявших в душе глубокого следа, а сами они – невозмутимыми, всевидящими. Когда она однажды после работы переспала с Джоном, то, лежа в постели, уже воображала, как распишет все это Уне – как он тыкался в нее своим худосочным членом, как он не мог кончить, и вышел из нее, и помог себе привычно, по-холостяцки. Все можно было стерпеть лишь потому, что скоро это станет историей, сжатой и занимательной, даже смешной.
Элис положила бумажный пакет между ними на приборную доску. Мужчина покосился с показным безразличием, точно ему все равно, что внутри. Подумаешь, средь бела дня на стоянке покупает чье-то белье.
Пакет он взял, но, к счастью, не стал открывать при Элис, а сунул в карман на дверце. Вновь повернулся к Элис, и на лице у него читалось отвращение – не к себе самому, а к ней. Теперь она отработанный материал, живое напоминание о его слабости. Элис испугалась: а вдруг он с ней что-нибудь сделает? Прямо здесь. Сквозь ветровое стекло она окинула взглядом соседние машины.
– А можно деньги? – спросила она дрогнувшим голосом.
Он скривился, будто от боли, и нехотя полез за бумажником.
– Шестьдесят,