Папуля. Эмма Клайн
возьми другой.
– Понюхай. – Саша протянула Хлое свой стакан. – Чуешь?
– Возьми другой. – Линда выхватила у нее стакан. – Давай заменю.
– Нет-нет, я сама, не надо.
Когда дети были маленькие, ужинали они сосисками или спагетти, детям наливали по стакану молока. Линда потягивала белое вино со льдом, Джон тоже сидел с бокалом, то прислушиваясь к общей беседе, то отключаясь. Дети ссорились, Хлоя пинала под столом Сэма, Саше все казалось, будто Сэм нарочно на нее дышит: «Мама, скажи Сэму, чтоб не дышал на меня. Скажи. Сэму. Хватит. На меня. Дышать». До чего же легко возникает завеса между ним и этими людьми, его близкими, – он видит их будто сквозь уютный туман, черты их сглаживаются, так ему проще их любить.
– Жаль, Эндрю не смог приехать, – вздохнула Линда.
Саша пожала плечами:
– На Рождество ему все равно улетать, к нему сын приезжает.
– Хотелось бы все-таки с ним познакомиться.
– Что это с Зеро? – встрепенулась Хлоя. – Смотрите!
У пса под носом кусок курицы, а он на нее и не глядит.
– Он у нас теперь киборг, – сказала Саша.
– Может, он ее не видит? – предположила Хлоя. – Вдруг он ослеп?
– Со стола ничего ему не давай, – нахмурился Джон.
– Теперь-то уж все равно.
– Не говори так.
– А вы представьте себя на месте собаки, – сказала Саша. – Когда уже готов умереть – и вот на тебе, вспороли брюхо, вставили какую-то хрень, и живи себе дальше! Может, ему это в тягость.
Джон и сам об этом думал однажды, на прогулке с Зеро. Посмотреть на него – страдалец, тащится на поводке, приминая бледно-розовым брюхом сырую траву; ужас берет при мысли, что люди творят с животными – делают их рабами своих прихотей, насильно держат в живых до Рождества. И детям, если вдуматься, на собаку плевать.
– Не в тягость, а в радость. – Сэм небрежно потрепал Зеро за ухом. – Ему хорошо.
– Полегче, Сэмми, полегче.
– Хватит, ему же больно! – возмутилась Хлоя.
– Ради бога, угомонись! – Сэм так качнулся на стуле, что тот жалобно скрипнул под ним.
– Ну вот, взял и разозлил собаку, – нахмурилась Хлоя. Зеро поплелся к замызганному креслу, служившему ему постелью, и улегся на подстилку из искусственного меха, поглядывая на них и вздрагивая.
– Он нас ненавидит, – сказала Саша. – Лютой ненавистью.
Каждый год под Рождество они смотрели один и тот же фильм. Джон откупорил бутылку красного и отнес в гостиную, ну и пусть никто уже не пьет, только он с Сашей. Линда сделала на плите попкорн, он чуть подгорел. Джон достал со дна миски несколько целых зернышек и перекатывал на языке, высасывая соль.
– Включаем, – сказал он. – Пора начинать.
– Все готовы? Где Саша?
Хлоя, сидя на полу, дернула плечом.
– С Эндрю разговаривает.
Открылась входная дверь, Саша зашла в гостиную заплаканная.
– Говорила же, начинайте без меня.
– Вот что, Саша, съездим-ка завтра, приоденем тебя, – предложила Линда. – Торговый