Лед в твоем сердце. Ники Сью
перед моими глазами огоньком. – У тебя два варианта: извинишься на коленях и ручки сведешь в замочек. Либо жить будет весело следующие два месяца. Какой больше нравится?
– Иди к черту со своими извинениями! – крикнула в сердцах я. Маленький красный комок в груди прыгал как безумный. Его звуки разрывали мои уши. Наверное, в ту минуту я и не дышала вовсе. Казалось, стою на краю пропасти. Сделаю шаг, а там впереди море и скалы, о которые однозначно разобьюсь насмерть. Мне было безумно страшно. Я с трудом сдерживала слезы.
Но проклятый огонек от зажигалки продолжал юлить перед глазами. С одной стороны, он завораживал. Маленький и уязвимый. Дунь, и не будет света. Я чувствовала себя тем самым огоньком. С другой – последние зачатки разума намекали, что вот-вот ад закончится. Хотели бы сломать меня, не угрожали и не выжидали чего-то. Значит, это просто пугалки. Нужно попытаться выстоять. Плакать буду дома, рядом со своей подушкой. Не здесь.
– Вот как? Девки, вы слышали? Она меня к черту послала.
– Может, волосы отрежем ей?
– Нет, Зарин, сделаем кое-что повеселее.
Огонек погас неожиданно.
Меня отпустили.
Я ничего не слышала. Ни как Ленка со своими подругами ушла, ни как дверь хлопнула, ни даже звонка своего сотового. Так и продолжала стоять с идеально ровной спиной. Смотрела в стену, дышала громко. Стискивала челюсть, сжимая пальцы в кулаках.
Впервые за одиннадцать лет ощутила на себе это громкое слово «буллинг».
2.2
Стоило только переступить порог своей комнаты, как я разревелась. Благо Аллочки не было, иначе последовали бы дурацкие вопросы. А так можно наслаждаться горем и звуками собственных всхлипов.
Ревела я часа два и никак не могла успокоиться. Обидно так. Всегда всем помогала, даже той же Ленке. И что в ответ? Зажигалка перед глазами? Выходит, мне теперь и в школу бояться ходить надо? Тени собственной опасаться? Нет! Не пойдет, не согласна. Я, может, и слабая, может, и врезать не смогу, но и пресмыкаться не буду. Нужно всего лишь выяснить, кто та сволочь, которая подкинула мне проклятую коробку. Сдам ее Тарасовой, и пусть та хоть сожжет к чертям. Плевать, если честно.
Вечером пришел папа, привез Аллочку с фитнеса. Она вся такая на эмоциях, бедрами перед ним крутила, а он что-то раскис, будто в воду поникший. Видимо, не у меня одной день прошел весело. Уже за ужином я все же решилась спросить, как дела и прочее. Банальность вроде, но если и ее не будет, мы так совсем перестанем общаться.
– Да ерунда, Мань, – отмахнулся отец, тяжело вздыхая. – Просто ученик у меня проблемный. Дерется вечно, задирает учителей. Вот на прошлой неделе урок сорвал. Молодая учительница пришла к ним, а эти… детки богатых родителей только на всякие пошлости и способны.
– Толь, ты зря нервы тратишь. Они, между прочим, содержат вашу элитную коробку и нас в том числе. Так что пусть учителя терпят, не помрут. – Возмущенно выпучивает губки Аллочка, рассматривая свой французский маникюр. Боже, и чем она только взяла папу? Мозгов же меньше, чем у курицы.