Мелочи жизни. Ермек Турсунов
быстро он освоил команду «Лежать!». Еще пару месяцев мы потратили на «Сидеть!», «Апорт!» и «Голос!». По команде он и ложился, и садился, и палку приносил, и голос подавал.
Тяжелее всего нам дался «Фас!».
Кусать он, естественно, не мог, а бодать еще не умел. Путем долгих и напряженных тренировок Кошкар наконец допер, чего от него хотят.
Вначале бодал меня. Потом – того, на кого покажу. Потом – кого выберет сам. Выглядело забавно.
Услышав команду «Фас!», Кошкар застывал на месте, как-то странно клонил голову набок, потом делал несколько шагов назад и с разбегу втыкался безрогим лбом…
Ростом он был чуть выше моих колен. И весу в нем было килограммов пять. Поэтому поначалу всех эта милая забава умиляла. Через какое-то время, когда Кошкар набрал вес, она перестала быть веселой. Но об этом позже. А пока Кошкар жил дома, пасся в саду, ходил за мной по пятам, как преданный щенок, и вполне себе рос в атмосфере всеобщего приятия.
Когда Кошкар вступил в возраст такты, тинейджер – по-нашему, он стал ходить со мной на колонку за водой. Иной раз сопровождал в поселковый магазин. Пока я покупал хлеб, он оставался ждать у входа.
Еще через какое-то время он стал завсегдатаем наших мальчишеских посиделок. Устраивался где-нибудь рядышком и молча слушал нашу болтовню.
Пристрастился ходить на футбол. Мы рубились, а он пощипывал неподалеку травку. Благо поляна футбольная была у самого поднося гор. А там травы разной пахучей- немерено. Пасись – не хочу.
Все к нему давно привыкли и ничего особенного в этом всем не видели. Ну Кошкар и Кошкар.
Кстати, чуть не забыл. Дома Кошкар вел себя совсем по-собачьи. Например, не пускал чужих во двор. Соседи, привыкшие по-аульному без спросу, вваливаться в дом, быстро усвоили новые правила и после нескольких «нежданчиков» от Кошкара предпочитали стучаться в ворота. Или звать хозяев из-за забора.
И все равно случались казусы.
Помнится, заглянул к нам как-то чабан. Ильяс-ага. Он спускался раз в месяц с гор и ходил по дворам, собирая плату за скот. Зашел и к нам. А мы с пацанами сидели на крыше соседского сарая. Ели урюк.
И вот смотрим, заходит к нам во двор Ильяс-ага. Степенный такой, невозмутимый аксакал. Фронтовик. В пыльных сапогах, с плеткой в руке. В выцветшей на солнце шляпе. Он еще слегка прихрамывал после ранения.
Коня он привязал к забору – и вошел. И кричит:
“Каримжан! Каримжан!
Папку моего, значит, зовет.
Кошкар, давно уже приучивший всех к новым порядкам, поначалу даже опешил от такой наглости. Привстал и принял выжидающую позу. Мы затаили дыхание. Смотрим – что дальше будет.
Ильяс-ага подошел к окну и легонечко так постучал. Кошкар не спеша приблизился к пришельцу и предупредительно потерся о ногу. Старику бы насторожиться… Но, с другой стороны, – что для чабана баран? Он взял да и оттолкнул Кошкара. Да еще и стеганул плеткой: отстань, мол, опупел, что ли? животное!
Это было ошибкой. Непростительной ошибкой. Особенно плетка. Не надо было плеткой. Но чего уж теперь… Ильяс-ага отвернулся