Академия под ударом. Лариса Петровичева
все же не следовало пришивать его к девушке заклинанием. Из ванны послышался плеск воды, негромкое пение, и все это было таким спокойным и домашним, что Оберон невольно напрягся.
Незнакомые или забытые чувства приводили его в некоторое замешательство. Он прикрыл глаза, падая в прошлое, в солнечное летнее утро, где Женевьев выскальзывала из пенной ванны, как богиня, и весь мир был открыт перед ними и их любовью.
Когда-то он был счастлив. А потом сам все закончил – потому что другого выхода у него не было.
Кто на его месте поступил бы иначе? Какой безумец?
«Ты обещал, – шевельнулась тьма в зеркале. – И ты снова обманешь».
– Шел бы ты… – посоветовал Оберон. – Большими шагами и не оглядываясь. Понял?
Тьма рассмеялась. Она знала Оберона лучше, чем он знал себя.
«Лже-ец, – протянула тьма, рассыпалась шелестящим смехом, похожим на зимний ветер над могилами. – Лжец, который прикрывает свою ложь давними клятвами».
Плеск воды оборвался. Через несколько минут Элиза, умытая, причесанная, полностью одетая, вышла из ванной и спросила:
– Кто-то заглядывал? Вы с кем-то говорили.
Оберон улыбнулся, и тьма в зеркале рассеялась.
– Сам с собой, – ответил он. – Давняя привычка, которую я никак не могу побороть.
Элиза сделала шаг в сторону, давая ему дорогу.
– Десять шагов, – сказала она. – Я помню.
Когда они вышли из комнаты и направились в столовую, откуда уже веяло аппетитным запахом омлета с беконом и грибами, то Оберон не удержался и заметил:
– Такое чувство, Элиза, что мы все-таки женаты.
Элиза хмуро посмотрела на него и сказала:
– Давайте не будем об этом. Потому что у меня чувство, будто мы два каторжника в колодках.
– Вижу, вы окончательно освоились в моем обществе, – улыбнулся Оберон. – Не боитесь говорить правду. Но вообще вы думаете о моем ночном предложении. И не знаете, как к нему относиться.
– Читаете мои мысли? – предположила Элиза. Они сели за стол, слуга поставил перед Обероном тарелку с омлетом, и только теперь он понял, как сильно проголодался.
– Нет, – беспечно ответил он. – Просто знаю людей и понимаю, о чем может думать такая девушка, как вы. Мое предложение в силе, Элиза. И в нем нет подвоха, можете не бояться.
Элиза посмотрела на Оберона так, словно сомневалась в его душевном здоровье.
– Вы настойчивы, – заметила она, взяла вилку, но есть так и не начала. – Оберон… я могу говорить с вами откровенно?
В эту минуту она была невероятно мила. Хрупкая статуэтка, но эта хрупкость лишь маска, и за ней Оберону виделся сильный, несгибаемый характер.
И это было только начало ее пути. Какой станет Элиза, когда пройдет свой путь до конца?
«Она мне нравится, – признал Оберон. – Она мне по-настоящему нравится».
– Вы порядочный человек, – сказала Элиза, крутя в пальцах вилку. На щеках выступил румянец, делая девушку по-настоящему живой. Оберон вспомнил, как вчера заставил ее раздеться, и