Серебряная Стрела. Лев Гроссман
и ушла к себе в комнату, хлопнув дверью, хотя мама кричала ей вслед, чтобы она не вздумала хлопать дверью. Кейт просидела у себя в комнате целый день.
Всё, что она наговорила родителям, было неправдой, кроме разве что худшего дня рождения в её жизни, хотя когда ей было два года, она жутко температурила в свой день рождения, и её весь день рвало, так что вопрос о худшем дне рождения всё-таки оставался открытым.
В глубине души она всё понимала. Она понимала, что все её беды – никакие не беды, по крайней мере в сравнении с бедами героев книг. Её никто не бил, не морил голодом, не запрещал идти на бал в королевском дворце. Злые приёмные родители не бросали её в чаще леса на съедение волкам. Она даже не сирота! Как ни странно, но иногда Кейт ловила себя на мысли, что ей хочется катастрофы – зомби-апокалипсиса, древнего проклятия, нашествия инопланетян, да чего угодно, на самом деле, – и тогда она станет героем, выживет, победит всех врагов и спасёт мир.
Она сама понимала, что это глупо. Она просто хотела почувствовать себя особенной. Хотела быть кому-то нужной. Ясно, что паровоз, полученный в подарок, не сделает её особенной. Само собой. Но она всё равно ощущала себя особенной, пусть и самую малость. Не каждой девочке дарят на день рождения паровоз! А теперь мама хочет отправить его обратно, откуда бы он ни взялся.
И, что самое неприятное, размышляла Кейт – с глазами, опухшими от слёз, она лежала у себя на кровати и угрюмо смотрела в окно, за которым уже потихоньку сгущались вечерние сумерки, – самое неприятное, что она и сама понимала, что мама права. Кейт не призналась бы в этом даже себе самой, но хотя паровоз был настоящим и неимоверно крутым, он был ещё и безумно большим, и нелепым, и, самое главное, бесполезным. Дядя Герберт наверняка выложил за него кучу денег, на которые можно было бы купить что-то поинтереснее… я даже не знаю… маленькую подводную лодку, или космическую ракету, или супермощный компьютер. Или, может быть, роботизированный экзоскелет. Что угодно, лишь бы не дурацкий паровоз. Может быть, дядя Герберт вернёт его в магазин – или где продают паровозы? – и просто подарит ей деньги.
Кто-то постучал в дверь – судя по стуку, это был Том. Кейт не ответила. Том ушёл, потом вернулся и опять постучал, снова ушёл, и наконец просто вошёл к Кейт без стука и плюхнулся на нижнюю койку двухэтажной кровати. Теперь у них у каждого была своя комната, но раньше они спали в одной, и в комнате Кейт по-прежнему стояла двухэтажная кровать.
Сначала Том просто лежал и молчал, но он не умел долго лежать и молчать. Его всегда распирала энергия, которой, кажется, было тесно у него в теле, и ему приходилось сжигать излишки. Он начал напевать себе под нос. Потом принялся барабанить по стенке кровати. Затем стал пинать верхнюю койку снизу. Потом притворился, что его застрелили, и упал с кровати, пытаясь рассмешить Кейт.
Кейт не рассмеялась.
– Уходи, – пробурчала она.
– По крайней мере, мы можем играть с паровозом ещё неделю. Это лучше, чем ничего.
Видимо, кто-то когда-то сказал Тому, что во всём надо искать свои плюсы. Кейт всегда раздражал неуёмный оптимизм